Мы свернули на маленькую кольцевую развязку у Лонг-Акр, снова тормознули, дабы не врезаться в очередную толпу выпивох возле Кемблз-Хед на углу. Потом выехали на Боу-стрит и прибавили газу. Возле здания Оперы не было ни полицейских машин, ни пожарных, ни еще какого-либо аварийного спецтранспорта, из чего я заключил, что мы добрались вовремя. Беверли заехала на неработающую парковку напротив Оперы.
– Не выключай мотор, – попросил я, выходя из машины. Не то чтобы готовился драпать, просто только так мог заставить Беверли остаться в машине – и, соответственно, в безопасности.
– Если полицейские будут тебя выгонять, назови им мое имя и скажи, что я внутри, на задании.
– Так они мне и поверят, – хмыкнула Беверли, однако осталась сидеть, чего я и добивался. Перебежав дорогу, я подошел к главному входу и, толкнув одну из массивных дверей из стекла и красного дерева, вошел внутрь. После яркого солнечного света вестибюль показался мне темным и прохладным. Повсюду стояли стеклянные витрины с манекенами в костюмах из разных спектаклей. Я открыл внутренние двери, ведущие в фойе, и тут мне навстречу хлынула толпа людей. Я поспешно огляделся, ища причину такого внезапного исхода. Зрители шли быстро и целеустремленно, однако были совершенно спокойны. Потом до меня дошло: начался антракт, и курильщики торопились наружу, принять порцию никотина.
И точно: из дверей с надписью «партер» потекли толпы народу, направляясь в уборные и бар – именно в таком порядке. Оставаясь на месте, я внимательно оглядывал шедших мимо, полагая, что уж Сивелла-то с его габаритами точно не пропущу. Однако любители оперы разочаровали меня своими туалетами, дорогими и стильными, но по-деловому унылыми. Лишь несколько вечерних платьев слегка оживляли общую картину, но я-то ожидал «полного парада». Поток зрителей между тем стал редеть, я влился в него, и он понес меня влево, мимо раздевалки и лестницы, к центральному буфету. Это был, судя по табличке, «Ресторан Балкон» – сооружение вроде викторианской оранжереи с кованым каркасом, отделанной внутри тоннами сосновой древесины. Предназначенный для обслуживания толпы в антракте, когда тысяча слегка поддатых театралов устремляется полирнуть только что впитанное искусство порцией джина с тоником, «Балкон» представлял собой просторный зал со скромной мягкой мебелью и медными перилами. Его сводчатый стеклянный потолок с белой сеткой из металла и дерева наводил на мысль о том, что «Икеа» подрядилась реставрировать вокзал Сент-Панкрас. Если бы Паровозик Томас жил в Швеции, его гостиная выглядела бы примерно так же.
Но тогда бы он вряд ли оставался таким веселым.
В шести метрах над рестораном находился собственно балкон. Он тянулся по всему периметру стен и был достаточно широким: там помещались стулья и столики с белыми льняными скатертями и серебряной посудой. Народу за столиками было меньше – большинство двинулось напрямик к бару, стремясь до начала второго отделения влить в себя как можно больше джина. Я направился к ближайшему лестничному пролету, рассчитывая, что сверху обзор лучше. Но на середине лестницы вдруг почувствовал, что общий настрой толпы в баре меняется. Скорее даже услышал, тихо и неясно, словно отдаленный собачий лай поздней ночью.
– Пусть эта сука идет на хер! – визгливо крикнула какая-то женщина внизу.
На меня накатило такое же напряжение, как в тот день на Нил-стрит, когда доктор Фрамлин ни с того ни с сего бросился на курьера. Кто-то уронил поднос, металл со звоном ударился о дорогой паркет. Несколько бокалов разлетелось вдребезги, откуда-то позади меня донеслось ироничное «дзынь».
– Кретин! – произнес где-то внизу мужской голос. – Долбаный идиот!
Я заметил подтянутого мужчину лет около пятидесяти. Темные волосы с проседью, старомодный костюм и выдающиеся, узнаваемые брови. Заместитель комиссара Фолсом – только его для полного счастья мне и не хватало. Я отпрянул от парапета, и в тот же миг увидел на противоположном балконе Лесли. Она облокотилась на парапет и смотрела прямо на меня. Выглядела совсем как обычно, в своей кожаной куртке, которую носила на службу, и широких брюках. Поймав мой взгляд, она радостно помахала мне и кивком указала вниз. Там, в баре, Сивелл как раз покупал выпивку.
Объявили начало второго отделения, через три минуты.