Рассказывая во множестве сюжетов об отпадении человека от Бога, объясняя последствия этого отпадения и его причины, текст Библии имел своей задачей указать возвратный путь от падшести к божественному совершенству и дать примеры его успешного прохождения. С первой задачей Ветхий Завет справился, но не со второй. Примеров победы над падшестью в Ветхом Завете нет. Есть желание победить, есть частные успехи в борьбе со злом и грехом, но вновь и вновь герои Ветхого Завета срываются в себялюбие, корысть, похоть. В Ветхом Завете, в отличие от любого иного древнего эпического повествования, по крайней мере, мне известного, нет героя «без страха и упрека». Слова Псалмопевца «всякий человек —ложь» [Пс. 115:2] оправдываются всем контекстом Библии и вполне соответствуют ее первым главам, в которых рассказывается о грехопадении и проклятии.
Вернее, один совершенный герой в Библии все же есть, но он — не человек. Единственным совершенным героем библейского повествования является Бог — «Святый Израилев». Подобного Ему среди людей нет — в грехопадении люди утратили подобие Божие и, несмотря на множество попыток, оказались бессильными обрести его вновь.
Вот семья Ноя — все человечество, сохранившееся от потопа. Праведник и его сыновья. Как бы вновь созданное человечество. Но один из трех сыновей Ноя — Хам тяжко согрешил против отца и был проклят им. Все начинается сначала...
Вот Вавилонская башня — тщеславное стремление первых поколений послепотопных людей утвердить себя, сделать самим себе имя, построив башню «до небес». И новое проклятие Божие на человечество — его разрушение, раздробление, дальнейшая партикуляризация. То, что у Вавилонской башни люди стали говорить разными языками, — это не что иное, как те же самые смоковные опоясания, которые теперь уже народы надели на себя, отделившись друг от друга. Результаты этого разделения всем нам прекрасно известны из истории — и давней, и недавней: постоянные восстания рода на род, царства на царство, этноса на этнос — миллионократно повторенное Каиново злодеяние братоубийства.
В какой-то степени
Иов не знает, почему на него обрушиваются такие страшные напасти. Обычный наш, человеческий, очень благочестивый ход мыслей: «Если я праведен, то со мной все должно быть хорошо». Люди знали, что это не так, что эмпирически все иначе. Это заботило и жителей Месопотамии, и жителей Египта, и для них постоянным был вопрос — почему Бог попускает страдать праведнику. Вспомните Вавилонскую теодицею[24]. Постоянный вопрос: «Почему с тем, кто так хорош, происходит так много плохого?»
В Книге Иова на этот вопрос есть два ответа. Один ответ — когда Бог является Иову в буре и говорит: «Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь? или кто протягивал по ней вервь? На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее, при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости?» [Иов 38: 4-7]. И действительно, Иов понимает, что между человеком и Богом, между правдой человеческой и правдой Божией, между знанием человеческим и знанием Божиим колоссальное пространство, которое человек не может перейти, не может своей меркой, нравственной или интеллектуальной, мерить Того,
Кто неизмерим. «Вот, я ничтожен, — говорит Иов, — что буду я отвечать Тебе? Руку мою полагаю на уста мои» [Иов 39: 34]. Это —