Религия Библии. Христианство

В этой напряженной ситуации ежеминутной необхо­димости исполнять Закон человек ясно ощущает, что то, что он должен исполнять, он исполнить не в силах. Он оступается и падает снова и снова. Проще всего сказать: нет, это невозможно, эти законы исполнить нельзя. Но такой вывод не сулит спасения. Человек, даже и забыв­ший о Законе, продолжает ощущать на себе бремя гре­ха. Другой ответ — если я и не могу вынести это бремя, то должен быть какой-то иной человек, праведник, кото­рый вынесет бремя Закона Божиего, исполнит все уста­новления Господа и тем исправит саму природу челове­ка, которую праотец безнадежно, как оказалось, испортил своим грехом, совершенным в Эдеме.

«Искал Я у них человека, который поставил бы сте­ну и стал бы предо Мною в проломе за сию землю, что­бы Я не погубил ее», — восклицает Яхве через пророка Иезекииля [Иез. 22: 30]. Бог Библии губит людей за со­вершенные ими грехи и преступления, за забвение ими своего призвания служить не себе, а Богу и другим лю­дям — образам Божиим. Праведник, тот, кто знает истин­ный смысл человеческой жизни и стремится осуществить его в себе и в мире, такой человек может оправдать собой целый народ, даже все человечество, спасти его от гибели.

Так же как при штурме города вражеским войском, в тот страшный момент, когда враги уже проломили стену и бросились в пролом, если не найдется смелый и опыт­ный боец, который, встав в пролом, как живая стена, будет отражать атаки, пока не соберутся за его спиной другие защитники, не воздвигнут хотя бы временных укреп­лений, если не найдется такой герой, то будет истреб­лен город, погибнут все его обитатели. А если найдет­ся, то, скорее всего, ценой собственной гибели он спасет соплеменников. Именно этот образ предельного воин­ского и гражданского мужества выговаривает Яхве уста­ми пророка, когда говорит о муже, вставшем в пролом стены, не против земных врагов, каких-нибудь халдеев или сирийцев, но против врага всего человеческого рода, против сатаны и того эгоистического соблазна, который сеет он в сердцах людей с эдемских времен. Бог ищет та­кого человека среди народа израильского. Тот, кто дол­жен быть таковым, — это помазанник, Мессия.

Первым таким помазанником, образ которого навсе­гда вошел в историю еврейского народа как образ Мессии, был Моисей. Моисей выводит из Египта народ, ведет его через пустыню в Землю Обетованную. Это, очень воз­можно, сумма исторических фактов — сейчас мало кто из ученых сомневается в том, что исход еврейского на­рода из Египта имел место в XIV-XIII веках до Р.Х., спо­рят лишь о деталях.

Кстати, и само имя Моисей — египетское. Его осно­ва — отглагольное прилагательное msj — рожденный. Иногда это слово, вместо слогового^ [I, записывалось да­же характерной идеограммой рожающей женщины — С конца Нового Царства в употреблении слова msj акцент стал переноситься с рожающей женщины на новорожден­ного младенца. Соответственно изменилась и идеограм- ма^ — младенец[26]. Поскольку мы не знаем огласовок древнеегипетского языка, то вполне можно предполо­жить, что в первом слоге в Новом Царстве гласным был звук «о», как и в однокоренном с msj имени Яхмос — 'Fhmsj — Рожденный Луной. Тогда msj должно было зву­чать приблизительно какМошй. Примечательно, что имя Рамсес содержит тот же корень — R^rmsj — рожденный Ра. Назвать именем msj — «рожденный», «новорожденный» подброшенного младенца кажется довольно естествен­ным, тем более что в XIII веке имена с корнем msj дава­лись египтянами часто. Немало и иных имен евреев вре­мени египетского пленения имеют египетское происхождение. Это и внук Аарона Пинхас — P^rnhsj — негр, темнокожий с новоегипетским определенным ар­тиклем Р^г. И один из сыновей Левия — Мерари — Mrrj — возлюбленный. Ономастика ясно свидетельствует, что эпоха египетского пленения — не измышление поздних редакторов Библии, но совершенно реальный историче­ский факт.

Однако и египетское пленение, и исход из Египта под водительством Моисея — это, безусловно, и сймвол, и так понимают его и раввинистическая, и христианская тра­диция, символ выхода из-под власти сатаны, змия, из-под власти самости и эгоизма, которые прочно начинают ас­социироваться в еврейском сознании с Египтом; про­хождение через испытания и приход в страну, где течет молоко и мед, то есть не просто в Ханаан, но, опять же символически, в божественный мир, в новый Эдем. Это переход от рабства греху (египтянам) к свободе и друж­бе с Богом, которая была попрана Адамом в раю.