Респонденты II поколения часто отмечали, что трансляция опыта и использование коммуникативных практик старших поколений при обучении последующих поколений способствовали передаче религиозного мировоззрения и формированию религиозного сознания и мышления. Представители I и II поколений в детстве видели пример старшего поколения и старались повторять действия, слова и определенное поведение и не нарушать запреты – «Боженька накажет». При этом данный вид обучения в рамках коммуникативной памяти отмечали и представители III поколения. Таким образом, будучи детьми, представители всех трех поколений именно в семье и домашней обстановке получали первые уроки религиозного образования. Обучение религиозным практикам путем трансляции собственного опыта старших поколений последующим поколениям отмечалось чаще всего респондентами II и III поколений. Представители I поколения, являясь родителями респондентов II поколения и бабушками III поколения, несмотря на запреты властей на религиозные практики в течение XX в., продолжали молиться дома, но своих детей и внуков активно заучивать молитвы и молиться уже не заставляли. Обучение же все равно происходило в рамках использования инструментов коммуникативной памяти, устной традиции и на собственном примере.
«Нас никто насильно не учил. Просто по соседству бабушки были, они друг друга учили молитвам. “Отче” я учила маленькая. Просто одна бабушка говорит другой бабушке: я не знаю молитвы, а ты, говорит, поучи меня… Она сразу не запомнила, а я в детстве быстро все запоминала… И я сама выучила молитву. Одну молитву только за всю жизнь и знаю: “Отче наш”» (Каст., Ж, 1965).
«Бабушка моя покойница, та верила крепко, молилась каждый вечер и каждое утро…» (Ракит., Ж, 1956).
«Я видела, что бабушка у икон молилась… Молилась и молилась, пускай… я в это не вникала. Хотя и дитем была…» (Каст., Ж, 1959).
«Если родители детям не говорят, то дети не соображают… у меня правнучка, ей в декабре 6 лет, она тут спала, а я тут. И как она придет, говорю: “Иди, говори бабушке спокойной ночи”, а я стою около постели, у меня иконки, “Отче наш” на ночь читаю и “Богородицу” чуть-чуть про себя. Она: “Бабушка, а ты погромче говори…” Я начинаю чуть-чуть громче говорить, два вечера прошло, она становится около меня, выучила “Отче наш” и “Богородицу”, две молитвы уже она знает… я стою крещусь, и она крестится. Она же видит, что я делаю… (Прох., Ж, 1934).
«Вера из рода в род переходит. Я все время в церковь ходила, уже были и дети, семья. Мама учила рано нас, восемь детей было. “Отче наш” научила, “Богородицу”» (Прох., Ж, 1926).
«Меня бабушка водила в церковь и молитвам учила, она с 1912 года была. “Отче наш” учила и какие-нибудь четверостишья» (Каст., Ж, 1958).
«Молитвам меня бабушка учила… “Отче наш”, “Верую”, “Богородица”… я их до сих пор помню, до сих пор читаю» (Каст., М, 1958).
«Молитва каждый день, я, когда утром просыпаюсь, говорю: Господи, благодарю тебя, что ты пробудил меня ото сна живым и здоровым и за всё, что ты сделал для меня в этой жизни. Потом уже, естественно, прошу. Но сейчас уже прошу не за себя. Больше за сына, за внучку» (Каст., М, 1958).