Репортажи из-под-валов. Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная инт

Газеты Daily Telegraph от 9 декабря, International Herald Tribune от 11 декабря и снова Daily Telegraph от 19 декабря посвятили несколько заметок восьмому чуду света — концертному вояжу поп-группы Boney M в СССР. Сам факт организации концертов такого уровня в Ленинграде и Москве говорит о растущем приятии западной рок- и поп-музыки в когда-то бегущей западного влияния стране. Разумеется, советская цензура не могла не запретить исполнение чрезмерно сексуальной (?) и порочащей царицу (?!) песни о Распутине, но любопытно другое. Цены на билеты на первый концерт в Москве доходили у спекулянтов до 150 фунтов, сообщает одна из заметок, а причина в том, что «обывателям» досталось всего около 100 билетов. Остальная аудитория зала «Россия» на 3 тысячи мест состояла из правительственных и партийных чиновников, вежливо аплодировавших в такт музыке. Послу США выделили четыре билета, да и те украли, а сам зал по периметру был охвачен милицейским кордоном, вокруг которого, как голодные волки, бродили несчастные советские фанаты. Внутри же, пишут корреспонденты, все было чинно и сдержанно, что немало озадачило музыкантов. В какой-то момент, вероятно, у них даже мелькнула мысль, что их эпоха прошла и им пора на покой.

Неожиданную для того времени заметку опубликовала газета International Herald Tribune от 12 декабря. Как сообщалось выше, 4 декабря дирижер Кирилл Кондрашин обратился в полицию Амстердама с просьбой остаться в стране. А 11 декабря корреспондент агентства Рейтер сообщил, что жена Кондрашина Нина вернулась 6 декабря в Москву, а 10-го вечером присутствовала на концерте симфонического оркестра Московской консерватории в Большом театре. По словам корреспондента, она сказала своим друзьям на концерте, что не согласилась с решением мужа. В советской прессе поступок Кондрашина пока не анонсировался, но о нем быстро стало известно из сообщений западных радиостанций.

1979

Обратим внимание, сколь скудным был 1978 год на сообщения о жизни левых художников в СССР: исчез былой пафос описаний разгоняемых милицией выставок, залетных бульдозеров, толп зрителей на первых бестолковых экспозициях в случайных залах и политических скандалов вокруг снимаемых чиновниками картин. Все успокоились, посерьезнели, перешли от охов и ахов к размышлениям и критическому анализу, и даже в московском Горкоме художников-графиков стали проводить тематические выставки, презентации отдельных художников или групп, продумывать (как могли) экспозиции. Горком стал институциональным местом с планом выставок, входными билетами, плакатами и кофейней. Изменения в общественном сознании не могли не отразиться в грядущих публикациях. 1979 год знаменателен для нас появлением нового, аналитического стиля многих статей в зарубежной прессе, выходом нового прогрессивного журнала «А — Я» в Париже, ставшего трибуной для выступлений малочисленных «левых» критиков и искусствоведов, переходом от примитивного обозрения попыток советских полуподпольных авторов создать новый «авангард» к их анализу, к дискурсу. Начинается новая эпоха. Художники постепенно уходят от долго навязываемой им парадигмы антисоветского, подпольного (и вторичного) искусства к репрезентации себя на Западе именно как художников с собственным лицом.

Как следует из сообщения DPA от 3 февраля под заголовком «Художники-эмигранты спорят об экспозиции в Бохуме», конфликты между бывшими советскими художниками осложнили подготовку выставки неофициального советского искусства под названием «Двадцать лет независимого искусства в Советском Союзе», запланированной к открытию на этот день. В городском музее должно быть представлено около 300 работ 70 эмигрировавших из СССР художников, живущих ныне в США, Израиле и Западной Европе.

Как сообщил днем ранее западногерманскому агентству директор музея д-р Шпильманн, конфликт фактически свелся к требованию коллекционера А. Глезера определить, что такое «настоящее эмигрантское искусство». Как указал Шпильманн, у галереи Глезера в Париже сложилась почти монополия на продажу работ художников-эмигрантов на Западе. В группу поддержки Глезера входят О. Рабин, М. Шемякин, О. Целков, Ю. Жарких, а также критики советского режима В. Буковский и В. Максимов. Когда Шпильманн отверг требование Глезера, группа забрала принадлежащие им работы с выставки, однако он хочет показать семь работ этих художников из частных коллекций.

По словам директора музея, группа Глезера особенно возражала против участия в выставке группы «Движение» под руководством Льва Нусберга, которого они называли «агентом КГБ»[96]. Более того (и это уже полный faux pas со стороны Глезера), когда Шпильманн отверг все попытки вмешиваться в политику музея, его обозвали «еврейским большевиком из Праги» — а такую лексику он хорошо знал еще с других времен[97].