Читаем Репортажи из-под-валов. Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная инт полностью

Агентство AP сообщило 26 сентября об акции пяти московских художников и литераторов, также приуроченной к годовщине выставки в Беляево. В ходе акции безуспешно дожидающиеся разрешения властей на эмиграцию художники Виталий Сазонов, Михаил Чернышов, Александр Ануфриев и примкнувшие к ним литераторы Светлана Цхварадзе и Андрей Талузаков развернули в одном из московских дворов полотнище с двумя вопросительными знаками, символизирующими их «подвешенное» состояние отказников (уверен, что в этих двух знаках отразилось фирменное «удвоение» Чернышова — уже в 1960-х годах его увлекли идея симметрии и принцип «удвоения» геометрических подобных фигур, используя который художник шел по пути «смещения симметрии к краю листа, при этом каждый элемент увеличивался вдвое, а геометрические плоскости становились динамичными»). Событие, по словам корреспондента, не привлекло особого внимания ни со стороны властей, ни со стороны публики: во дворе присутствовали лишь несколько западных журналистов, друзья акционистов и случайные прохожие, — скорее всего, сталинские общественники уже не реагировали на подобные нелепые акции либо уставшая от Олимпиады милиция не увидела в этой демонстрации ничего необычного.

По словам Светланы Цхварадзе, демонстранты, указавшие на полотнище также дату «10 ноября 1980 года», когда в Мадриде должна была открыться конференция по пересмотру условий Хельсинкского соглашения 1975 года, не преследовали политических целей и желали лишь уехать из СССР для продолжения своих занятий искусством и литературой. Тем не менее подобным эзоповым языком они обращались к участникам этой конференции о помощи в их неразрешимой ситуации.

Как рассказала мне в 2021 году об этом событии поэтесса, коллекционер, а впоследствии куратор многочисленных выставок Светлана Цхварадзе (Дарсалия), инициатором демонстрации был, разумеется, Михаил Чернышов, но добивались они вовсе не получения выездных виз для себя, а свободы передвижения по планете. Таких акций было запланировано пять. Одна была проведена на Тверской, вторая (та самая, что описана в заметке) — у здания Горкома на Малой Грузинской. Художники, по словам С. Ц., подходили, но боялись приблизиться к демонстрантам. Должна была состояться и третья, но участников тихо свинтили, когда те выходили из своих домов, и отвезли в разные отделения милиции. После долгих расспросов, запугиваний и обещаний немедленно отправить ее в Сибирь Светлану отвезли в ОВИР, где ей выдали необходимые бумаги, забрали паспорт и объяснили, что у нее есть две недели на то, чтобы убраться из страны. У остальных вышла примерно такая же история, но все благополучно покинули СССР.

После акции Чернышов, добавила С. Ц., велел всем участникам держать рот на замке. Вот почему в России о ней мало кто знал, хотя впоследствии об этой демонстрации была также опубликована заметка в Los Angeles Times.

1981

20 марта лондонская Times опубликовала обзор Майкла Биньона[120] под знакомым и всеобъемлющим названием «Московский дневник». Автор начинает обзор с очередной выставки «двадцатки» на Малой Грузинской, 28, — «полуофициальном центре московских полуофициальных художников», произведения которых нигде больше не допускаются к показу. Но эти работы не вызвали бы интереса также ни в Париже, ни в Лондоне, поскольку явно вторичны и отличаются узостью религиозных тем, считает журналист, хотя и отдает должное некоторому суперреализму прорисовки деталей пейзажей.

В это же время в Манеже проходит другая, суперофициальная выставка «Мы строим коммунизм», пишет Биньон. Наряду с непременными портретами Ленина и Брежнева, флагами и лозунгами, нефтяными вышками и космонавтами автор обнаружил в лабиринте зала картины, «столь же далекие от соцреализма, как и картины на Малой Грузинской». Биньон был несколько поражен «пустотой и отрешенностью лиц» большинства героев реалистичных картин молодых художников, явно преследующих единственную цель: написать «безопасную» картину, чтобы ее приняли на выставку. Действительно, в те годы, помимо начинающегося упадка в экономике, наблюдался и некоторый кризис в официальной живописи, неспособной предъявить публике ничего интересного. Однако, завершает обзор Биньон, на обеих выставках можно было заметить и попытки вырваться из стереотипов, навязанных сверху. К сожалению, никаких имен в подтверждение своего наблюдения он не привел.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги