Репрессированный ещё до зачатия

– «Табулятор»! Я на эту книжку с нею на Невском подписывалась. Вот получил магазин. Нинка выкупила и… Золотая подружка! И как ко времени прислала! Завтра ж я веду урок у себя на машиносчётной станции «Молодёжь в борьбе за качество и производительность труда».

– А почему именно ты ведёшь?

– Да потому что кто везёт, на того и наваливают…. Такая я… А серьёзно если, я одна у нас на станции со спецобразованием. А остальные так… Самоучки… Мне и поручи. Мол, смотри, учи, подтягивай остальных до своего уровня. Вот мне эта книжечка и поможет… Полистаю свои техникумовские конспекты, почитаю цэушки сверху…

Она радостно погладила рисунок перфокарты на обложке:

– На всех наших книжках по механизации учёта перфокарта как ритуальный жест…

– Да… Видишь, тебе книжку прислали… А я ничего не стал с тобой читать.

– Разве можно что-нибудь читать, когда мы вместе? Я читаю на работе. Мне нравятся книги, где есть серьёзные мысли. Например, Бальзак сказал: «Разум – рычаг, которым можно перевернуть мир». Или Драйзер: «Заботливость – это тот родник, который питает супружескую жизнь»…

– И я заметил, ты стала ко мне относиться заботливей. Мы в последние дни стали намного ближе, буквально за несколько дней сроднились так, на что нужны годы иным людям. Значит, книги учат?

– Миленький, ты меня извини, не отвлекай. У меня завтра урок.

– Ладно. Ты читай там своё. А я тебе буду печь блины со сметаной.

– Это можно. А пока я возьму яблоко.

Она ест яблоко, стоя на диване на коленях, с карандашом читает газеты под вой радио.

– Иди ешь блины.

– Не хочу.

– Что-то подозрительно.

– Ну… Я один съем.

Она видит, что я пишу, толкает в локоть бедром:

– Злодей! Блин горит!

Я кидаюсь к сковороде:

– Где?

– Надо же как-то тебя оторвать от машинки… Где варенье сливовое, которое тебе горчит и ты хотел выбросить? А я съем с блинами и отравлюсь. Может, умру. А то ты давно ждёшь. Заждался!

– Да ты только обещаешь!.. Шучу, шучу!.. Не кусай в шею. Там недалеко мозговой центр.

Она ест блины, не отрываясь от газет.

Было душно. Мы приоткрыли на ночь окно и дверь на балкон.

25 октября 1976. Понедельник.

Должно!

Галинка потягивается.

– Оеньки!.. Надоело просыпаться каждый день!

– Ну просыпайся только по праздникам!

– Я не то хотела… Каждый день надоело вставать… При открытой двери спалось хорошо. Никаких снов ни в одном глазу.

Я сочинил ей омлет.

Она торопливо ест. Я на вздохе:

– Как-то у моей не прожаренной бедами рыбки пройдёт урок?

– Хорошо пройдёт, карасик мой. Слушай! Что ж я наделала! Я ж хотела вчера борщ сварить. Мясо лежит в тумбочке на балконе, в воскресенье брали. Ты собой все борщи затмил. За тобой всё забываю. Что ж ты будешь есть?

– Пойду ловить рыбку. Пускай просижу до вечера, так в шесть она точно приплывет. Я её поймаю и зажарю!

Уже шесть. Звонок.

Открываю.

– А-а, это вы? Вас ещё охранка не пристрелила за платок?

– Э-э… Иди бери в сберкассе сто рублей. Нехороший у тебя глаз. Всё сглазил! Утром бегу, она сидит в будке: «Галя, платок дочери не понравился, нам надо поговорить». – «Как же… Я не могу взять». Потом пришёл муж: «Сколько он стоит?» – «Восемьдесят пять!» – «Шестьдесят четыре! Мы не можем брать вдвое дороже». – «Да ради Бога! Я его вам не навязывала». Отдала Капке. Я ей всё рассказала… Ну, какую десятку сбросим…

– Не вышла из тебя спекулька. И не берись… А у меня не глаз нахулиганил – у меня интуиция. Он в магазине такой стоит восемьдесят девять. Ладно… Как прошёл урок?

– Нормалишь. Другие выступали так… А… бэ… мэ… А я с чувством, с толком… Развёрнуто… Капка случайно увидела у меня две твои статьи, говорит: я всю жизнь такого искала. Я хотела ей сказать, не там искала.

Я почистил картошку. Галина стала её резать.

– Ты так крупно режешь? – подивился я. – Ты ж не проглотишь! Ротик у тебя маленький. Я сегодня на зорьке при обследовании это установил.

Галинка задумывается, что-то вспоминая.

– Я где-то читала, что замёрзшую капусту надо сразу класть в кипяток…

– Не суши голову. Она и так у тебя маленькая… Я другое знаю. Если консервы испорчены, надавите на баночку и вмятина выпрямляется.

Я надавливаю пальцем ей на спину:

– О! Вмятина тут же выпрямилась. Жена испорчена!

– Сегодня по всем комнатам ходили и всем закапывали в носы от гриппа и от неверности супружеской. А мы закрылись. Они тыркаются – мы сидим мышками! Все умрут от сыворотки, а мы не умрём!

– Вот именно, что вы умрёте!

– Потом вроде утихло, никто не стучит. Вдруг снова застучали. И стучали долго, упорно. Капа открыла. На пороге Толя Шибанов, механик. А за его спиной сам Головань, главбух. Смотрит удивлённо. Открывала Капа и не растерялась: «У нас всегда дверь захлопывается»! О! Мы умерли!

– Вы это только говорите!

– Что б полизать?..

– Полижи мозжечок, – подаю ей на тарелочке чьи-то мозги из магазина.

– Всё равно не поумнею. О! Сливки с какао! Вскипячу чаю, им буду запивать. А разбавлять водой эти сливки нельзя.

Она наливает в чайник.

– Ой! Налила в рукав воды из крана!

– Это уметь надо. Вам привет от Серёжи Назарова!

– Ты чего?

– Я ничего.