Наверно, ей неприятно, что я пишу по горячим следам. Я верю конкретному слову, сказанному вот только что. В дневнике я не хочу ни лжи, ни приблизительных полувыдуманных воспоминаний. Дневник – зеркало души, и это зеркало должно всегда быть чистым, как глаза моей милой растеряши утром 23 апреля, когда только что проснулись, и я пошёл ловить такси, чтоб ехать в загс.
– За этой идиоткой машинкой скоро забудешь, как меня зовут…
Я трясу её за плечи.
– Что ты делаешь?
– Вытрясаю из тебя обиду. У меня что-то руку крутит…
– Со злости. Отойди от машинки. Не забывай, у тебя жена ещё живая. Мужики! Вас надо бить да бить!
– Лозунг века! Если мужчины планеты узнают об этом призыве, они могут из солидарности и сплотиться вокруг меня. Вокруг одного битого. Ничего, за одного битого дюжину небитых дают, да и то не берут!
– Ты кончил сегодня работать?
– Кончил… А ты тоже прокурорша.
– Берём пример со старших.
Мы сели пить чай.
– Поделись лучше с дядей конфеткой, – предлагаю я.
– С этой машинкой… У меня целый день по башке стучало…
– И лучше, что не пойдёшь завтра на работу. Побродим в Измайлове. Лучше?
– Для кого как.
– Я вас угощаю гороховым супом, сам варил и уже ел. Пока жив. Оставил поделиться с вами.
– Он горький.
– Это поклёп. Не мог я сварить горький суп.
Она милостиво приняла всего одну ложечку. С усилием сотворила кислую мину. Что могла, то и сделала.
А суп я ещё немного поел сам, остальное вылил. Без сожаления. Раздал всем Богам по сапогам.
Примирение
В восемь сорок Галина увеялась позвонить из будки на «Агат». Авось нашёлся, вернулся из бегов пропуск.
Долго нету. Заблудилась?
Вернулась печальная. Всё ясно.
Я ничего не стал спрашивать.
Она подала мне «Правду», которую я не выношу.
– Остальные уже расхватали. Осталась только эта…
– Молодец, что взяла именно эту газету. Я никогда её не беру. Назови только место, где тебе памятник поставить.
– Только обещаете…
– А почему во множественном числе? Кто тебе ещё обещал?
Молча слушаем по радио передачу для родителей. Любопытно. В первом-втором классе ребёнок должен делать домашнее задание один час, в четвёртом-пятом – два, в девятом-десятом – четыре часа.
Галина:
– А я делала домашку всегда за двадцать минут.
– Того-то ты такая лёгкая.
Она затевает блины.
– В миску сыпать муку? Так?
– Сначала чуть нагрей воду.
Мне в постель доставляется на комиссию первый блин со сметаной. Блин красив.
– Последний раз в нашем цирке… – Галина отломила кусок блина, в ложке сметана, приглашает съесть.
– Не последний, а первый. Вкусно! Чёрт возьми, приятно, когда ты печёшь. У тебя вкусней! Тут к блину примешивается и то, что это сделано руками, которые обнимают тебя!
– Раньше я боялась переворачивать. А теперь я ничего не боюсь.
Изумительный день!
Сегодня Галя поднялась на новую ступеньку. Она больше не боится переворачивать горячие блины! А это подвиг. Нет, что ни толкуй, придётся отыскивать площадку ей для памятника. И чем быстрее, тем лучше.
Я ем блины со сметаной на диване. А будь я один, разве б это было? В этом отличие холостяка от женатика при условии, что жена Галина Васильевна.
– Галя!
– Меня нету, – ответ из кухни.
Она наводит там порядок. Всё моет.
Я иду к ней.
– Вишь, как хорошо, когда всё чисто… Старается моя женьшениха. Вот вам премия за чистоту на кухнёшке, за старание и прилежание. – Я протягиваю ей лучшее яблоко из миски. – Только не замахивайся на мой элеватор.[168]
– Убери. Он тебе не идёт.
– Товарищ начальник, а дышать можно?
– Можно.
– Ну, слава Богу.
– Когда придём с прогулки, напомни мне, чтоб я постирала это, – показывает на кофту на себе. – А то она, – тянет за рукав, – гля, как оттягивается.
– А мы её зашьём. И она раздумает оттягиваться.
– Укусю! Почему у тебя усы не ярко-рыжие? Они поблёкли!
– Мадам! Вы отстали. Чепе века! Разве Вы не читали сообщение ТАСС «Блондины исчезают»?
– … в полночь! – подкрикнула Галинка.
– За уточнение спасибо. Читаю:
Мы пошли гулять.
Наша прогулка кончилась традиционно.
В универсаме.
Мы забыли про уговор, что суббота – закупочный день.
И инстинкт поставил нас на место.
Дома Галинка ест хлеб с чесноком и молоком. Попутно млеет от восторга. Я взял сразу десять пачек гурьевской каши. Ну теперь мы Галину Васильевну закормим!
Под нами слышны весёлые голоса. На третьем живут мать и дочь. Матери сорок, дочке двадцать. Обе холостючки штучки. Неделю тихо. А в выходные бухенвальд (пьянка) через край. Конечно, с участием сильного пола.
Галинка говорит:
– Берут от жизни всё, что только можно. Зато их никто не берёт.
– Берут… Напрокат.