Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

Исии принял к сведению – с большим интересом и осторожной любезностью – описание Лансингом американского предложения. Разумеется, он обязался незамедлительно представить его своему правительству и выразил личную симпатию к американской точке зрения. На несколько мгновений двое мужчин позволили своим мыслям отвлечься и обратиться к радужным возможностях реакции российского общественного мнения на предполагаемую американо-японскую акцию. Следует также предположить, что Исии наиболее глубоко размышлял о том, как это предложение скажется на интересах и амбициях различных элементов, составляющих его собственное правительство. Тем не менее Исии был слишком тактичным человеком, чтобы это показать. После его ухода госсекретарь все еще был вполне спокоен по поводу того, как японцы восприняли это предложение.

В 14:00 того же дня (8 июля) посол Великобритании позвонил президенту, по-видимому, по другому вопросу, и Вильсон в этот раз вообще ничего не сказал ему о принятом решении. Но позже в тот же день Лансинга осенило, что японцы немедленно сообщат другим правительствам альянса об американском подходе, а далее последует большой скандал, если союзники ничего не услышат непосредственно из Вашингтона. Эти соображения он сразу же изложил в записке президенту и получил одобрение последнего на то, чтобы госсекретарь в строжайшей тайне проинформировал британского, французского и итальянского посланников. Это и было сделано на следующее утро, во вторник, 9 июля, в ходе трех отдельных бесед в Госдепартаменте (никаких записей об этих беседах не имеется). Есть основания полагать, что реакцией лорда Ридинга, в частности, стало возмущенное изумление, отчасти из-за того, каким образом было принято решение, отчасти из-за высказанного Лансингом мнения о двусмысленной роли западных союзников в предлагаемых действиях.

Во второй половине дня состоялось заседание кабинета министров. После его завершения Лансинг рассказал президенту о реакции Ридинга. И госсекретаря, и Вильсона она не могла оставить равнодушными: напряжение и усталость военного времени к этому моменту порождали крайнее раздражение. Вильсон и его госсекретарь довели себя до состояния повышенной подозрительности по отношению к британским мотивам и негодования по поводу британского давления в сибирской проблеме. Вскоре после того, как Лансинг вернулся в Госдепартамент, трое посланников союзников (очевидно, с подачи Ридинга) выступили с требованием сообщить, «должны ли правительства союзников принимать участие в первоначальной высадке войск во Владивостоке, или Америка преследует цель ограничить предприятие японскими и американскими войсками».

Лансинг ответил, что он никогда не обсуждал этот вопрос с президентом и не видит смысла делать это до тех пор, пока не будет получено одобрение Японии, и тогда правительство Соединенных Штатов было бы радо проконсультироваться с западными союзниками. Последовала резкая перепалка. Лансинг заявил, что, не посоветовавшись с союзниками, американцы поступили точно так же, как во многих случаях поступали с ними самими. Ридинг счел это заявление оскорбительным и настаивал на том, что союзники должны принять участие в первой высадке. «…Мне кажется, – ответил Лансинг, – что это скорее вопрос национальной гордости и чувств, чем вопрос практический. Я не могу понять, почему вообще поднимается этот вопрос. Это доказывает мне мудрость курса, который мы избрали, не проконсультировавшись со всеми союзными правительствами, прежде чем действовать, поскольку, очевидно, это вызывало бы долгую проволочку из-за обсуждения деталей…»

Невозможно в связи с этим не привлечь внимания к экстраординарной работе американского ума в вопросах межсоюзнических отношений. В течение шести месяцев правительства союзников умоляли правительство Соединенных Штатов присоединиться к ним в каких-либо действиях, связанных с Сибирью. Теперь же Вашингтон, приняв собственное решение, не посоветовавшись с ними, был полон решимости действовать с максимальной поспешностью. Нельзя не отметить презрительное неприятие Лансингом британской точки зрения как излишне «чувствительным». Пятью днями ранее, составляя свой собственный меморандум для президента по сибирскому вопросу, Лансинг обосновал полное изменение американской политики утверждением, что захват чехами Владивостока «существенно изменил ситуацию, привнеся сентиментальный элемент в вопрос о нашем долге». В решении от 6 июля указывались «эмоциональные мотивы», продиктовавшие действия Америки. Теперь Лансинг жаловался на отношение Ридинга, находя в его поведении излишек сентиментальности, на что не раз указывал в том язвительном разговоре. «Я не был расположен, – говорил госсекретарь, – рассматривать сентиментальные фазы беседы, предпочитая целесообразную сторону вопроса… Полагал, что всем должна управлять целесообразность, а именно она выступала против британского участия, именно она положила ему конец…»