Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

Тем временем малые силы генерала Пула в Архангельске начали испытывать серьезные военные трудности, поэтому на все три транспорта была отправлена радиограмма с приказом миновать Мурманск и следовать прямо в Архангельск. Они прибыли туда и закрепились на берегу у Бакарицы темным дождливым днем 4 сентября 1918 года. Впоследствии один из участников описал это прибытие следующим образом: «Транспортные суда „Сомали“, „Тидеус“ и „Нагоя“ протерли причалы Бакарицы и сильно накренились на левый борт. Американские парни угрюмо прошествовали по сходням и ступили на землю России… Темные воды Двины были взбудоражены встречным северным ветром и океанским приливом. Низкие тучи арктического неба добавляли свою мрачную нотку к этому ужасному вступлению в конфликт с большевиками, с которым предстояло иметь дело американским сынам свободы в ходе кампании этого года».

В местной больнице нашлось место только для тридцати коек. Оставшихся больных с большим трудом перенесли под дождем в старый барак, где уложили прямо в одежде на дощатые нары. Многие из них умерли, так и не успев встать на ноги.

Из оставшихся здоровых солдат было сформировано три батальона. Один был направлен для несения службы в район Архангельска, другой – вверх по Двине для захвата Котласа, расположенного примерно в трехстах милях, а третий в тот же вечер увезли по железной дороге в товарных вагонах для присоединения к частям британского генерала Финлейсону (прославившегося во время Второй мировой войны) в безуспешной попытке прорваться в Вологду. Менее чем через двадцать четыре часа после высадки третий батальон вступил в контакт с кем-то, оказавшимся врагом, почти в сотне миль от Архангельска, глубоко в лесу, стоя по колено в воде. А кто был этим врагом? Об этом им сообщал плакат, якобы представляющий приказы из британского Генерального штаба. Врагами могли быть только большевики и немцы. Большевики представляли собой «…солдат и матросов, в большинстве случаев – бандитов… Их природная и порочная жестокость позволила захватить власть». Про немцев плакат сообщал следующее: «…У большевиков нет способности к организации, немецкая организованность обеспечивается Германией и ее малыми союзниками. Немцы обычно появляются в русской форме, и их невозможно отличить».

По имеющимся данным, немцы находились в 400–500 милях от этих мест…

Итак, снова, как и в случае с Сибирью, мы не будем подробно останавливаться на судьбе этих молодых американцев, втянутых в столь запутанные обстоятельства, фактически не имеющих ни малейшего представления о том, что они должны были делать, в тяготы и ужасы Гражданской войны за рубежом в бескрайних болотах и лесах российской Арктики. Если бы только в тот сентябрьский день 1918 года кто-нибудь в далеком Вашингтоне знал, что с ними происходит, он лишний раз подумал бы о запрете вмешиваться во внутренние дела России и покидать Архангельск! Но документы об этом умалчивают.

Объединенные бюрократические барьеры двух крупных военных ведомств теперь лежали на расстоянии пяти тысяч миль, отделяя этих новобранцев от соотечественников, которые их завербовали и отправили с родных берегов. Они были фактически отстранены от ответственности и внимания официального Вашингтона и стали в самом буквальном смысле этого слова забытыми людьми.

Таким образом, мы видим, что в каждом случае – как на российском Севере, так и в Сибири – какие бы достоинства ни заключались в июльских решениях президента, касающихся курса действий Америки в этих регионах, они были в значительной степени утрачены из-за того, каким образом были разработаны и приняты. В одном случае была допущена ошибка в дипломатической реализации, в другом – в военной. Что бы ни говорилось о мудрости американского правительства в его подходе к этим проблемам, в процедурном отношении эта мудрость явно отсутствовала.

Дело в том, что в обоих случаях ситуация с американской точки зрения уже практически вышла из-под контроля, когда Вильсон наконец принял решение (общество его давно ожидало). Но при этом и британцы, и японцы, и чехи, и русские, а иногда даже и американцы, консультируясь с официальным Вашингтоном, предпринимали те или иные действия до того, как получали ответ – в большинстве случаев у них не было другого выбора.