Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

Очевидно, что в основные оппозиционные группы в той или иной степени проникли советские агенты. Либо из-за работы этих людей, либо вследствие несдержанности самих представителей союзников[161] примерно в июне советским лидерам также стало известно о франко-британском плане увязать антикоммунистическое движение в Сибири с интервенцией на Русском Севере. Эта новость, пришедшая вслед за известием о прибытии генерала Мейнарда, особенно в сочетании с разрывом отношений большевиков с Мурманском, сильно ударила по московскому руководству. Подобная ситуация, несомненно, означала конец любым надеждам, которые они, возможно, питали, что французов и британцев можно каким-то образом отговорить от желания вмешаться. С этого времени их надежды, какими бы они ни были, возлагались на возможность (весьма проницательно рассчитанную, в свете взглядов Вильсона) раскола американцев от других союзников по этому вопросу. Их поведение в решающие дни июля следует оценивать в свете осознания с их стороны франко-британских намерений.

Тем временем во второй половине июня шла подготовка к Пятому Всероссийскому съезду Советов, который должен был открыться в Москве 4 июля. Это было первое партийное мероприятие такого уровня после предыдущего съезда, состоявшегося в середине марта для ратификации Брест-Литовского мирного договора. Большевики и левые эсеры были единственными партиями, которые могли бы быть представлены на этом форуме, поскольку остальным фракциям теперь запрещалось участвовать в советской политической системе.

Левые эсеры откололись от основной части партии социал-революционеров во время захвата власти большевиками. Какое-то время они входили в состав СНК – органа, со многими оговорками сравнимого с кабинетом министров в западной парламентской системе. Брест-литовский кризис усилил раскол между большевиками и левыми эсерами, но эта фракция, ныне функционирующая как независимая партия, продолжала участвовать во многих местных Советах и была представлена съезде Советов. Ее лидеры, группа с безумными глазами, невротики и романтики, являющиеся остатками крайне террористического крыла довоенной революционной оппозиции, во многих отношениях вели себя более радикально, чем сами большевики. Особенно выделялась Мария Спиридонова, молодая женщина, охваченная политическими страстями, которая воплощала крайний революционный фанатизм[162].

Уже с марта левые эсеры находились в ожесточенной оппозиции к большевикам по вопросу о Брест-Литовском договоре. Они призывали к его денонсации и к объявлению антигерманской революционной войны не на жизнь, а на смерть и резко выступали против большевиков в этом вопросе. С наступлением лета конфликт еще больше усугубился в связи с расхождением во мнениях по поводу проблем снабжения продовольствием в условиях распространяющегося голода в Центральной России.

В конце июня настроения левых эсеров относительно мирного договора с Германией по какой-то причине усилились и достигли апогея[163]. По мере того как месяц подходил к концу, появлялись неоднократные признаки, что лидеры фракции, чьей наиболее существенной характеристикой в течение многих лет в прошлом был яростный отказ приспосабливаться к любой политической ситуации, будь она царская или революционная, начинали проявлять по отношению к советскому режиму те же тенденции к насилию и терроризму, которыми они руководствовались при царях.

Съезд открылся 4 июля в огромном зале Большого театра в Москве. Атмосфера внутри зала была не менее душной, чем на берегах Потомака, по которому в тот же день Вильсон и Лансинг совершали экскурсию в Маунт-Вернон. В течение двух дней левые эсеры заполняли зал самыми яростными подстрекательскими нападками на немцев и большевиков, сопровождавшимися открытыми угрозами предпринять прямые действия, если их взгляды не будут учтены. Советник посольства Германии Рицлер, наблюдавший за заседанием из ложи, стал личным объектом угроз и других враждебных демонстраций со стороны эсеровских ораторов. Ленин, чья революционная душа не могла подавить скрытого сочувствия к этому проявлению политического экстремизма и ненависти к империалистам, 5 июля тактично ответил на нападки левых эсеров, обращаясь к Спиридоновой с подчеркнутой личной мягкостью. При этом он ничего не уступал по существу и бросал вызов эсерам, последним из политических соратников большевизма, предлагая им порвать с советской системой, если они пожелают. В результате голосования съезд поддержал большевиков. Резолюция эсеров, призывавшая к денонсации договора, была отклонена.

На следующий день, 6 июля, двое мужчин, оба члены партии эсеров, под каким-то предлогом навестили посла Германии графа Мирбаха в его посольстве. Встреченные им в гостиной, они внезапно открыли огонь из револьверов, застрелили Мирбаха и скрылись через окно. Этот акт, провоцирующий разрыв с немцами, послужил сигналом к попытке всеобщего восстания левых эсеров в Москве.