Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

Восстание, столь же дико задуманное, как и покушение, было быстро подавлено большевиками, но шок от убийства Мирбаха оказался слишком велик как для советско-германских, так и для советско-союзнических отношений. Ленин и Свердлов (председатель ЦИК), узнав об убийстве, сразу же, по настоянию Германии, прибыли в германское посольство и принесли официальные извинения. Немцы скептически (что вполне справедливо) отнеслись к реальной степени сожаления советских властей, а сам инцидент, естественно, поднял вопрос об организации при германском посольстве собственной военной охраны, набранной из немецкой армии. Для представителей союзников, и без того встревоженных длинной серией слухов о предполагаемых намерениях Германии оккупировать Москву или Петроград, мысль о любом подобном вводе вооруженных немецких подразделений в советскую столицу должна была вызвать глубокую тревогу.

В дополнение к этому советское правительство, объявив об убийстве, обвинило в нем – немедленно и без колебаний – союзников, назвав убийц «двумя негодяями – агентами русского и англо-французского империализма». В этом заявлении не было ни слова правды. Левые эсеры были способны на все, что угодно, но только не на культивирование или принятие поддержки от какой бы то ни было иностранной фракции. Необоснованность обвинения была сразу же разоблачена беззастенчивым принятием лидерами левых эсеров полной политической ответственности за содеянное. Убийство, как они официально объявили, было совершено в соответствии с резолюцией их Центрального комитета[164]. Это заявление фактически свело на нет попытки большевиков сделать французов и британцев козлами отпущения, однако сам факт подобной попытки, конечно, не ускользнул от внимания французских и британских представителей в Москве и Вологде, которые почувствовали угрожающий характер ненависти, который теперь испытывали к ним лидеры советского режима.

Волнение и неразбериха, вызванные убийством Мирбаха, усугубились вспыхнувшим в тот же день другим восстанием, на этот раз организованным Савинковым и его организацией в нескольких городах к северу и востоку от Москвы, в частности в Ярославле. Проведение двух акций в один и тот же день было чистым совпадением: между ними не было никакой связи. Ярославские события оказались намного более серьезны, чем акция левых эсеров в Москве. Прошло две недели, прежде чем советским войскам удалось отбить Ярославль. Кровопролитие и репрессии отличались жестокостью с обеих сторон. Это можно было назвать полномасштабной Гражданской войной, в которой не было пощады: после подавления восстания большевики в отместку казнили в Ярославле более 400 человек.

Большевики не преминули обвинить союзников в организации Ярославского восстания – на этот раз у них было больше оснований для подозрений. Нет оснований сомневаться в том, что французы и англичане в целом оказывали Савинкову поддержку и ободрение. Ни те ни другие ни в коей мере не были бы против использования его организации для оказания помощи в установлении связи между чехами и Архангельской операцией, если бы такое стало возможным. Но при этом крайне сомнительно, что конкретная ярославская акция со стороны Савинкова была непосредственно инспирирована французами и англичанами. «Наша цель заключалась в том, – утверждал Савинков в своих мемуарах, – чтобы отрезать Москву от Архангельска, где союзники предполагали высадить войска. Согласно этому плану, союзники, высадившись в Архангельске, могли бы очень легко взять Вологду и угрожать Москве, если бы Ярославль оказался в наших руках… Но союзники так и не появились».

В этих мемуарах нигде не сказано, что восстание планировалось или специально координировалось союзниками. Через несколько лет, попав в руки большевиков, Савинков стал жертвой и ведущей фигурой первого из великих советских показательных процессов. В обычной для себя экстравагантной манере он возложил ответственность за все на французов: «Нуланс прислал мне телеграмму из Вологды, в которой определенно заявил, что высадка состоится между 3 и 10 июля… и настаивал, чтобы мы начали восстание 5-го числа… Таким образом, французы были тесно связаны с этим делом, но они нас обманули».