Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

4 июля Фрэнсис устроил прием для членов дипломатического корпуса и ряда дружественных муниципальных чиновников из местных жителей. К его удивлению и радости, Филипу Джордану удалось приготовить достойный пунш и достаточное количество сэндвичей из источников, оставшихся загадкой даже для посла. Посольскую «Виктролу», исполняющую свои обязанности на дипломатических обедах Фрэнсиса, снова вынесли в сад, и под ее скрипучие граммофонные звуки начались танцы, позволив в последний раз вологжанам того поколения воочию увидеть социальные блага обреченного капитализма.

По этому случаю Фрэнсис выступил с публичной речью, которую впоследствии передал прессе и разрешил опубликовать как «обращение к русскому народу». Политически безупречная и в полном соответствии с заявлениями президента Вильсона, она подтверждала отказ Соединенных Штатов признать Брест-Литовский мир, что, должно быть, больно ударило по большевикам в разгар конфликта между ними и левыми эсерами на съезде Советов, открывшемся в этот день в Москве. Фраза «…мы никогда не будем сидеть сложа руки и смотреть, как немцы эксплуатируют русский народ и присваивают в корыстных целях огромные ресурсы России» могла прозвучать для воспаленного советского уха только как очередная угроза неминуемой интервенции. Да и сам способ действий Фрэнсиса – обращение непосредственно к российскому народу «через голову» официального режима, безусловно, должен быть вызвать возмущение у московских властей.

Тем временем незначительный инцидент в Москве, сам по себе неважный, каким-то странным и пророческим образом символизировал картину грядущих событий. Джон Лере, вице-консул и переводчик Генерального консульства в Москве, 27 июня отправился в Наркоминдел, чтобы обсудить с Карлом Радеком продление лицензий, дающих право американским консульским служащим носить огнестрельное оружие, Радек обошелся с Лерсом вопиюще невежливо. Дошло до того, что, когда Радеку принесли обед, он стал молча поглощать пищу, не обращая внимания на вице-консула, предоставив последнему право любоваться происходящим. По окончании трапезы Лерсу все-таки удалось поднять вопрос об оружии, указав, что советское правительство только что издало указ о расстреле на месте каждого, у кого будет обнаружено огнестрельное оружие без лицензии. «Дзержинский отказывается выдавать вам лицензии, – ответил Радек. – Он не понимает, почему должен выдавать такие лицензии иностранным контрреволюционерам…»

Услышав это, Лере вышел из себя, последовала сцена.

Совместными усилиями Пулу и Чичерину удалось уладить это дело. Лерса перевели в Вологду, чтобы избежать дальнейших сложностей, однако инцидент, произошедший всего за неделю до убийства Мирбаха, интересен как в этой связи, так и в другой, о которой будет рассказано вкратце.

Известие о событиях 6 июля – убийстве Мирбаха и начале восстаний в Москве и Ярославле – произвело ошеломляющий эффект на вологодский дипломатический корпус. Причина для беспокойства, связанная с убийством Мирбаха, лежала на поверхности, а Ярославль лежал на полпути от Москвы до Вологды. Всех посланников альянса охватил страх, что Москва может быть оккупирована немцами, вмешательство может запоздать, а рука убийц, расправившихся с немцем, теперь обратится против них самих. В ночь на 7-е число Фрэнсис отправил телеграмму в Вашингтон (она так туда и не дошла), призывая перенести дату высадки в Архангельске на более ранний срок.

На следующее утро, в понедельник, 8 июля, дипломаты в Вологде оказались отрезанными от всякой связи с Москвой из-за Ярославского восстания. 7-го числа к маленькой колонии присоединился временный поверенный в делах Великобритании Ф.О. Линдли, которому в марте удалось бежать через Финляндию в Англию, а теперь он был возвращен в Россию, чтобы принять на себя основную ответственность от сбитого с толку Локкарта. Главные руководители миссий союзников – американцы, французы, итальянцы и британцы – теперь начали встречаться ежедневно под председательством Фрэнсиса, точно так же, как делали это в другие неспокойные времена. К этому времени все они были согласны с жизненно важной необходимостью высадки архангельского десанта. В ночь на 8-е Фрэнсис отправил адмиралу Кемпу составленную совместно телеграмму, умоляя ускорить это действие.

На следующий день, во вторник, дипломаты получили отчаянное обращение от повстанцев в Ярославле с просьбой о помощи союзников. Им не оставалось ничего иного, как отправить еще одну телеграмму в Мурманск (что и было сделано).