Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

Но никому уже не было уютно. Представители союзников подозревали, что при всей этой вежливости они на самом деле являлись заложниками. Утром 26 июля консулы в полном составе посетили Чичерина и предложили немедленно отправить через Архангельск весь военный персонал союзников – все еще довольно многочисленный контингент, в основном французский и итальянский. Чичерин, как вспоминал Локкарт, выглядел серьезно и «старательно вежливо»[171]. Нарком выразил принципиальное согласие, но указал, что необходимо будет проконсультироваться с другими членами СНК. После трех дней безрезультатных совещаний и обменов мнениями 29-го числа Чичерин проинформировал Пула, что ввиду ситуации в Архангельске военному контингенту не будет разрешено покинуть этот порт и его отправку придется отложить на неопределенный срок.

Это уже было серьезное заявление. Оно означало, что все военнослужащие союзников, а возможно, и другие лица действительно стали заложниками.

В тот же вечер, 29 июля, Ленин выступил на объединенном заседании ВЦИК, Московского Совета, фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов Москвы. По договоренности с Чичериным на нем было разрешено присутствовать представителю союзных консульств. Речь Ленина была длинна и яростна. Первая ее часть состояла в основном из ожесточенных нападок на британцев. Признавая, что для советской власти наступило время самой серьезной опасности, Ленин в значительной степени связывал это с интригами, ведущимися англичанами и французами с российскими оппозиционными партиями. Возлагая ответственность за чешское восстание на англичан и французов[172], сильно преувеличивая масштабы британских операций в Мурманске и подробно останавливаясь на британских интригах в Баку (где британские агенты теперь были заняты попытками противодействовать турецко-германскому влиянию), Ленин продолжал утверждать, что англо-французский империализм «уже четыре года заливает кровью весь мир из-за господства над всем миром», а теперь «подошел непосредственно к России для удушения Советской республики и для того, чтобы ввергнуть Россию в империалистическую войну». Таким образом, Гражданская война в России, по словам Ленина, слилась с войной извне: «Кулацкое восстание, чехословацкий мятеж, мурманское движение, – это одна война, надвигающаяся на Россию… Мы снова попали в войну, мы находимся в войне, и эта война не только гражданская, с кулаками, помещиками, капиталистами, которые теперь объединились против нас, – теперь уже стоит против нас англо-французский империализм; он еще не в состоянии двинуть на Россию полчища, ему мешают географические условия, но он все, что может, все свои миллионы, все свои дипломатические связи и силы дает на помощь нашим врагам»[173].

С замиранием сердец консулы союзников выслушали отчет представителя, побывавшего на заседании. Что это означало? Считалось ли, что существует военное положение? Находились ли они на вражеской территории?

Тридцать лет спустя Пул заметил: «Сейчас мы привыкли к идее холодной войны, то есть „ни мира ни войны“, как говорил Троцкий, – но тридцать лет назад мы мыслили черно-белыми терминами международного права – либо вы были в состоянии войны, либо в состоянии мира».

Сам Пул в тот момент 1918 года выступал за то, чтобы проигнорировать речь Ленина. Зачем, утверждал он, провоцировать проблему? Но все остальные настаивали на разъяснении. 30 июля консулы нанесли совместный визит Чичерину с рядом вопросов. Была ли эта речь объявлением войны? Означала ли она разрыв существующих отношений де-факто? Должны ли они покинуть свои посты?

Чичерин был уклончив в своих ответах. То, что существовало, объяснял нарком, называлось «состоянием обороны», что вовсе «не обязательно» подразумевает разрыв отношений.

Это не удовлетворило консулов. По их словам, они остались, ожидая разъяснений, – в противном случае они бы ушли.

Когда консулы все еще находились в кабинете, нарком получил сообщение об убийстве молодым эсером немецкого командующего на Украине фельдмаршала В. Эйхгорна. К изумлению иностранных представителей, Чичерин, самый малоподвижный из знакомых им людей, отреагировал на эту новость тем, что выпрыгнул из-за своего стола и исполнил небольшой ликующий танец прямо в кабинете, размахивая телеграммой в воздухе. «Вы видите, – закричал он, – что происходит, когда иностранцы вмешиваются вопреки воле народа?» У консулов, осведомленных о вероятном предстоящем появлении их войск на российской земле, впечатление, произведенное этим инцидентом, было совсем невеселым.