В течение всей зимы представители союзников продолжали, насколько возможно, с тревожной бдительностью следить за огромными запасами военных припасов, скопившихся во Владивостоке, приблизительно в четыре раза превышавшими по объему продукцию на архангельских складах. По городу продолжал распространяться непрекращающийся поток слухов о попытках большевиков изъять эти припасы и передать их в руки немцев. Громадное количество складских помещений и их беспорядочная разбросанность по территории порта затрудняли хоть какое-то точное наблюдение. Хотя главнокомандующий Азиатским флотом адмирал Остин М. Найт, прибывший во Владивосток на «Бруклине» в начале марта, и доложил в Вашингтон об отсутствии оснований для беспокойства, это не остановило слухи и не развеяло подозрений других представителей союзников, не видевших никаких причин доверять большевикам.
Таким образом, по состоянию на начало марта напряженность во Владивостоке продолжала увеличиваться: коммунисты все больше возмущались присутствием в гавани иностранных военных кораблей, а консульские представители союзников раздражались притеснениями своих граждан и подавлением нормальной деловой активности в порту. Подозрительность и антагонизм нарастали с обеих сторон.
Тем временем хаос и неразбериха в Маньчжурии достигли апогея, не поддающегося краткому общему описанию. Однако и в этой ситуации существовали достойные упоминания аспекты, связанные с проблемами американской дипломатии того времени.
Известие о заключении Брест-Литовского договора и почти одновременное появление в Харбине членов «правительства Дербера» вызвало шквал дискуссий в российских и союзнических кругах Дальнего Востока, связанных с возможностью создания генералом Хорватом нового российского правительства. Естественно, это влекло за собой вопрос, должно ли правительство быть коалиционным, то есть включать в себя представителей эсеровской группы Дербера, или же Хорвату изначально следовало попытаться первоначально прийти к единоличной власти, опираясь на консервативные и в значительной степени монархические круги, к которым склонялись его собственные симпатии. Несмотря на всю гипотетичность, эта тема, в свою очередь, не могла не высвободить весь комплекс противоречивых политических страстей и интересов, приведших к падению Временного правительства на другом конце Российской империи. Возникшие разногласия привели к началу интенсивных споров между всеми вовлеченными сторонами: Хорватом и его соратниками, группой Дербера, Комитетами русских жителей Харбина и других городов, китайскими официальными лицами различного уровня, консульскими и дипломатическими представителями союзников – Японии, Великобритании и Франции в Харбине, Пекине и Токио. К последним присоединились, причем весьма весомо, и российские дипломатические представители недавно свергнутых царского и Временного правительств, поскольку на Дальнем Востоке (как, впрочем, и в Вашингтоне) продолжали действовать старые российские дипмиссии. Российский посланник в Пекине князь Кудашев[30]
и его токийский коллега Крупенский[31], оба активные и влиятельные, по-прежнему пользовались признанием правительств, при которых они были аккредитованы, и именно у них, а особенно у Кудашева, Хорват искал политического руководства.Другими словами, поваров, участвующих в приготовлении нового блюда, было вполне достаточно, однако в конце марта к ним добавили еще и адмирала Александра Васильевича Колчака, который позже сыграл столь заметную и трагическую роль в антибольшевистском сибирском движении. Осенью 1917 года Колчак находился со специальной военно-морской миссией в Соединенных Штатах[32]
. Застигнутый на обратном пути известием о захвате власти большевиками, он некоторое время оставался в Японии. Его появление на маньчжурской сцене произошло по инициативе князя Кудашева, убедившего британцев в максимальной полезности адмирала для союзников на российском Дальнем Востоке.Корыстные интересы, разносторонние соображения и подковерные интриги, связанные с возможным созданием правительства Хорватом, были настолько запутанны и противоречивы, а реальные предпосылки для подобного начинания присутствовали в столь малой степени, что вся эта возня ни к чему не привела в марте и лишь к очень немногому – несколько позже. Японцы, первоначально обещавшие Хорвату самое активное содействие, неожиданно охладели к его дальнейшей судьбе всего за несколько недель и воодушевленно начали поддерживать сторонников Дербера, настраивая их против генерала. Очевидному намерению внести раскол в российский лагерь практически не требовалось никаких дополнительных внешних воздействий, однако дыма, появившегося в результате всех этих трений, оказалось достаточно, чтобы заметно повлиять на международную атмосферу.