Реставрация в России

Русский Гамлет в душе социалист, но боится в этом признаться даже самому себе, ибо средства массовой информации убедили его во вредоносности социалистических принципов. К своим социалистическим симпатиям он относится как к тайной и постыдной привычке, от которой нельзя избавиться. Он считает себя прагматиком, его равно пугают толпы, размахивающие триколорами или красными флагами, он много рассуждает о вреде экстремизма, но в глубине его души живет потребность в какой-то великой идее или хотя бы целостной непротиворечивой идеологии. Этого он тоже стесняется. Потребность защитить собственные интересы парализуется отсутствием четких принципов и последовательных взглядов. Без идей он не может действовать. А идей, которые бы вдохновили его на действия, у него нет. Именно эта раздвоенность парализует его.

Он сваливает свое бездействие на отсутствие вразумительной альтернативы, привлекательных лидеров, но политики, поверившие ему и стремящиеся завоевать его расположение центристским прагматизмом, не находят в его душе сочувствия. Они сами страдают комплексом Гамлета, а это совсем не то, что нужно, чтобы разрубить узел. Гамлет не может просто восстать против господствующего порядка, хотя прекрасно осознает, что этот порядок прогнил насквозь. Ему нужен толчок. И Гамлеты-политики менее всего способны дать толчок Гамлетам-гражданам. Если идеологическая конъюнктура переменится и в обществе распространятся какие-то новые идеи, которые будут благоприятствовать действию, колебаниям русского Гамлета придет конец. Но как может идеологическая конъюнктура измениться сама собой?

Нетрудно предсказать, что развязку, как и в шекспировской пьесе, приблизит сам «король Клавдий». То есть сама власть. Именно Клавдий ставит Гамлета в невыносимые условия и тем самым заставляет преодолеть паралич собственной воли. Ведь для власть имущих ситуация тоже по-своему невыносима. Невозможно же постоянно находиться на грани краха! Сколько времени могут верхи жить на дымящемся социальном вулкане? Для активиста оппозиции молчание русского Гамлета — знак пассивности массы. Для власть имущих то же молчание — знак скрытой угрозы. Им хочется что-то сделать, чтобы переломить ситуацию, чтобы уж раз и навсегда избавиться от опасности.

Если народ страдал комплексом Гамлета, то власть оказалась поражена комплексом Клавдия. Политические инициативы Ельцина и его окружения были вполне в духе придворных интриг Эльсинора. То президент пытался ввести особый порядок управления страной, то обещал разогнать парламент и называл точные сроки, когда он собирается нарушить Конституцию, то правительство отказывалось от Генерального и отраслевых тарифных соглашений с профсоюзами, то устраивало нелепый и неподготовленный обмен денежных знаков. Просто надо было что-то предпринять, добиться перелома.

Сентябрьско-октябрьский переворот 1993 г. был лишь звеном в этой цепи. Как все предыдущие акции власти, он не решил ни одной проблемы. В этом же ряду стоят решения, приведшие и к двум войнам в Чечне за пять лет. Власть добивалась того же, что и Клавдий в шекспировской трагедии, своими действиями лишь приближая развязку.

В финале шекспировской трагедии на сцене четыре трупа. В октябре 1993 на улицах Москвы и в Белом доме лежали сотни убитых. Сколько трупов насчитают историки, когда подойдет к концу эпоха «реформ»?

Избиратели

Как бы ни относились мы к Горбачеву, невозможно отрицать, что именно в годы его правления жители России впервые за 60 лет узнали, что такое «свободные выборы». На избирательные участки мы ходили регулярно, но лишь в 1989 г. на месте унылых официальных плакатов появились самодельные листовки, кандидаты стали приставать к прохожим на автобусных остановках, призывая поддержать свою программу, а на улицах и площадях стали происходить предвыборные митинги.

Игра в выборы оказалась увлекательной. Смотреть на кандидатов ходили целыми семьями, как в зоопарк. Толпы собирались у станций метро прочитать листовки, в которых демократы ругали коммунистов (в 1989 и 1990 гг.) или коммунисты демократов (в 1991 и 1993).

Выборы 1989 г. больше всего понравились публике. Хотя их не назовешь ни вполне свободными, ни честными, они все же резко отличались от всего того, что было раньше. В итоге возник неработоспособный Съезд народных депутатов Советского Союза (конституционная импровизация Горбачева, который вполне справедливо боялся прямых выборов в парламент). Ничего толком не решив, Съезд несколько недель добросовестно развлекал телезрителей бурными дебатами, которые тогда смотрели не менее увлеченно, чем мексиканские мыльные оперы 3 года спустя.