18 лет глобального укрепления транснациональных институтов (примерно с 1980 по 1998 г.) дали примерно те же результаты, что и 18 лет брежневской стабильности в СССР. Глобальные элиты, сконцентрировав в своих руках грандиозные ресурсы, не просто понемногу теряли чувство реальности, но и начали позволять себе все более грубые ошибки, ибо немедленного «наказания» за эти ошибки не следовало. При столь огромной власти создается ложное ощущение, будто справиться можно практически с любой неприятностью, а потому нет необходимости беспокоиться из-за накапливающихся нерешенных проблем. Одновременно резко падает качество управления, снижается компетентность руководящих кадров, нарастает коррупция в системе. Чем больше корпорация, тем сильнее в ней развиваются внутренние групповые интересы, вступающие в конфликт друг с другом. Отказываясь реформировать себя, система не только затрачивает все больше средств на самоподдержание, но и действительно становится
Можно сказать, что в 90-е гг. XX века глобальный капитализм пережил своего рода «эффект Брежнева», за которым в первое десятилетие XXI века логически должен следовать «эффект Горбачева» со всеми вытекающими для системы последствиями.
К 1998-99 гг. даже апологетам буржуазного порядка стало ясно, что капиталистическая мироэкономика переживает системный кризис. Крупнейший валютный спекулянт мира Джордж Сорос произнес в Конгрессе США горячую речь о том, что существование капитализма под угрозой, а политика свободного рынка потерпела поражение. При этом он то и дело шокировал своих слушателей, используя марксистскую терминологию.
Потрясения лета-осени 1998 г. заставили западные финансовые институты отчасти пересмотреть свои приоритеты. Лидеры Мирового Банка выступили с критикой Международного валютного фонда. После периода борьбы с инфляцией начался период снижения учетных ставок центральными банками, в обращение была вброшена дополнительная денежная масса. Правительство Японии совместно с оппозицией даже приняло решение о национализации одного из крупнейших банков — LTCB. В Гонконге правительство скупило акции ряда крупнейших компаний. В Малайзии был введен контроль над движением капиталов. Лозунг пересмотра итогов приватизации принес успех оппозиции на выборах в Словакии, причем выдвигали его не левые, а правый центр. Чили, некогда любимая страна либеральных экономистов, и на сей раз оказалась в первых рядах: там были введены жесткие меры государственного контроля над рынком капиталов. Никто не сомневается, что и на сей раз «чилийский опыт» получит широкое распространение в регионе. Английский экономист Джон Росс назвал это «пьяной оргией кейнсианизма»: мероприятия, типичные для кейнсианской концепции регулирования, бессистемно и безответственно применялись монетаристами, которые сами толком не отдавали себе отчет в том, что делают.
В конечном счете эта политика сработала — на короткий срок. Каковы будут ее долгосрочные последствия, еще предстоит выяснить. Сегодня можно сказать с уверенностью лишь одно: впервые в истории кейнсианское регулирование было применено тактически — не только как средство спасения капиталистической системы как таковой, но и для спасения неолиберальной экономической стратегии. В этом плане правительство Евгения Примакова оказалось вполне на своем месте в мировом процессе. И его первоначальный успех, и его политическое поражение и вынужденный уход (когда острота кризиса миновала) — вполне закономерны.
Культ «глобализации», «гибкости» и «финансовых инструментов» создал у международных элит совершенно ложное представление о последствиях собственной политики и своих возможностях. Не будучи гуманистами и вполне осознанно допуская разрушение целых стран и регионов, они все же далеко не всегда готовы были предсказать все негативные последствия своих решений.