Революция и конституция в посткоммунистической России. Государство диктатуры люмпен-пролетариата

Вакуум, образовавшийся на том месте, где ранее господствовала государственная «коммунистическая» идеология, оказался быстро заполнен инертным газом русского православия. Русская церковь, как бы подтверждая народную мудрость о том, что свято место пусто не бывает, быстро расположилась там, где советский человек привык видеть «райком партии». Являясь неотъемлемой частью общества, русская церковь сначала пережила «грабительскую приватизацию», в результате которой «менялы» стали в ней пастырями, а потом подверглась жестокой национализации, превратившей патриархию в придаток силовых структур. Итогом этой болезненной эволюции стало такое странное и уродливое явление, как «православный чекизм» — новая религия посткоммунистического правящего класса.

Сегодня, как и сотни лет назад, патриархи русской православной церкви «связывают бремена тяжкие и неудобоносимые и возлагают их на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их» (Евангелие от Матфея). Век страданий и гонений ничему не научил русскую церковь и не заставил ни на йоту измениться. Она как была, так и осталась «государственной церковью», церковью-прилипалой, привыкшей удерживать паству в своих объятиях при помощи власти. Поэтому, если государство, к которому была привязана русская церковь, оказывается в кризисе, то кризис этот неизбежно распространяется и на «привязанную» к нему церковь. Несмотря на видимость церковного возрождения, в эпоху посткоммунизма русская православная церковь переживает глубокий упадок и, как никогда, за последние четыреста лет близка к новому расколу.

«Православный ген»

Позицию русской православной церкви не стоит примитивизировать. Ее подобострастное отношение к власти нельзя объяснить лишь страстью к стяжательству ее иерархов. В действительности связь русской церкви с русским государством имеет сущностный характер и не сводится ни к жадности, ни к трусости священников. Русская церковь нуждается в государстве как в необходимом условии своего выживания, без опоры на государство она нежизнеспособна и неконкурентоспособна. В этом суть: русская церковь всегда нуждается в русской власти больше, чем русская власть — в русской церкви.

Если посмотреть внимательнее на историю взаимоотношений русской церкви и государства, то можно заметить, что русская церковь тем больше поддерживает власть, чем более «антизападной» последняя является. Если русское государство начинало проводить ориентированную на Запад политику, открывая двери для культурной экспансии со стороны Запада, отношения между ним и русской церковью становились как минимум прохладными. В то же время государству, которое противостояло западному влиянию, русская церковь в конечном счете готова была простить все грехи, включая даже официальное безбожие и гонения на саму себя.

Существует мнение о «национальном» характере русской церкви. Недаром в течение столетий слова «православный» и «русский» были чуть ли не синонимами. Мне кажется, что это не совсем корректный взгляд на предмет. Русская церковь является русской ровно настолько, насколько это ей выгодно и насколько эта «русскость» способствует ее самосохранению. В свое время ей ничего не мешало искать защиты и покровительства у монгольских ханов и прославлять с кафедры вполне себе «нерусское» государство.

В некотором отношении было бы правильно сказать, что русская церковь вполне «наднациональна». «Русскость» для нее — это частность. Это всего лишь та оболочка, которая позволяла выжить, успешно сопротивляясь реформации (в широком смысле этого слова). Русская история вот уже более тысячи лет программируется византийским «православным геном» — весьма эгоистичным и жестоким. Он подчинил жизнь и судьбу народа, волею исторических судеб ставшего его носителем, задаче своего выживания, сделал русское общество и государство орудиями, при помощи которых этот ген защищает себя от конкуренции с другими конфессиями и в первую очередь с западным христианством.

Православие и модернизация

Именно в западном христианстве, а вовсе не в исламе, русское православие видит главную для себя угрозу. Вызов с Запада для иерархов русской церкви был всегда страшнее вызова с Востока. Любая модернизация в России поэтому была возможна до сих пор только через конфликт с церковью, а не в союзе с ней. По крайней мере, опыт двух предыдущих модернизаций — большевистской и петровской — свидетельствует именно об этом.