Режиссеры «Мосфильма»

Произошла странная вещь. Те, кто в 1970-х годах говорил о Чиаурели как о знамени советского многонационального кино, имели в виду автора «Великого зарева» (1938), «Клятвы» (1946), «Падения Берлина» (1949), «Незабываемого 1919-го» (1952). Ведь создатель «Сабы» (1929), «Последнего маскарада» (1934) и «Арсена» (1937) вряд ли может таковым считаться. Знаменит он в истории нашего кино не этими фильмами. Первые его картины, из которых лучшая, бесспорно, «Хабарда» (1931), говорят нам сейчас лишь о том, как в творчестве мастера отражались художнические и идеологические веяния времени. «Арсен» явился первым подлинно чиаурелевским фильмом, в котором режиссер впервые заявил о себе как певец государственного единоначалия. Однако сюжетно-смысловая конструкция картины, в которой герой возвышен над толпой, ей противопоставлен и ею воспеваем, была еще скрыта под исторической атрибутикой.

Точно так же нельзя всерьез воспевать творчество Михаила Эдишеровича после 1956 года. Фильмы «Отарова вдова» (1957) и «Повесть об одной девушке» (1959), снятые после возвращения режиссера в Тбилиси, ни по материалу, ни по воплощению не перешагнули рамки республиканской значимости. Двухсерийная эпопея «Генерал и маргаритки» (1963), обличающая поджигателей войны, которые были изображены не многим лучше, чем министр Боннэ в «Клятве», тоже не «тянет» на включение в актив советского кино. Фильм «Иные нынче времена» (1967) интересен в творчестве Чиаурели разве что своим названием. Это же касается мультфильма «Как мыши кота хоронили», созданного Михаилом Эдишеровичем в последние годы своей жизни…

Следовательно, необходимо совершенно четко представлять: слова о мастерстве и талантливости, иллюстрируемые кадрами из «Последнего маскарада» (1934) и «Арсена» (1937), есть не что иное, как выражение инерции мышления, не позволяющего вытравить из генетической памяти кинематографистов пугливое преклонение перед четырьмя центральными чиаурелевскими лентами.

Творчество этого режиссера может на первый взгляд показаться эклектичным и конъюнктурным, но спешить с выводами не нужно. Эклектика — непременный элемент его центральных лент, и об этом будет сказано позже. В вопросе же конъюнктуры разобраться сложнее. Отдельный анализ каждой работы, наверное, не способен его разрешить. Может быть, только размышления над творческой судьбой в целом смогут дать ответ?..

В 1977 году грузинская красавица-актриса и режиссер Лиана Элиава поставила фильм «Синема» о пионерах национального экранного искусства. Через полтора года хорошо дублированная на киностудии имени Горького картина вышла во всесоюзный прокат, где, разумеется, никаким успехом не пользовалась. В силу своей абсолютной некассовости изящное черно-белое повествование о молодом князе, вернувшемся в начале ХХ века из Парижа в Тифлис с киноаппаратом под мышкой, демонстрировалось мало. Но тем, кто был знаком с историей кино вообще и грузинского кино в частности, пришлась по вкусу грустная элегичность ленты.

Фабула фильма вполне укладывалась в идеологические рамки советского многонационального кинематографа. Юный энтузиаст, стремящийся внести в старую жизнь что-то новое. Чиновники-бюрократы, полицейские и даже родственники героя, запрещающие ему заниматься любимым делом. Настойчивость и целеустремленность молодости, которой все равно предназначена победа над косностью и консерватизмом.

Однако искусство, как известно, всегда на полях сюжета.

На этих самых полях не было никакой социально-классовой борьбы, а обличение «помещиков и капиталистов» имело место не потому, что они — «эксплуататоры трудового народа», а в силу их негативного отношения к странному аристократу, решившему заняться кино. Родственники молодого человека считают, что эта новая французская забава позорит их древний род. Полиция видит, что чудная блажь князя Сосико мешает им заниматься главным делом — взиманием поборов с подведомственного населения.

Но главное — даже не это, а вышеупомянутые грусть и элегичность. Ими дышит каждый кадр, а финал киноленты ставит в повествовании изящное многоточие.

Отчаявшись убедить земляков в нужности волшебного изобретения, первый грузинский кинематографист вместе со своим другом… неожиданно улетает из города на воздушном шаре. Исчезает в облаках.

Проходит несколько лет. Почтенная публика немецкого курорта смотрит в биоскопе снятые Сосико кадры, невесть как оказавшиеся на другом конце Европы. Захотелось ли кому-то из зрителей найти режиссера, вообще узнать о нем хоть что-то?

Риторический вопрос.

Так получилось, что автор этих строк смотрел фильм Лианы Тарасовны вскоре после знакомства почти со всеми картинами Чиаурели. Очевидно, поэтому, несмотря на включение в финальный эпизод реальных кадров, снятых в Грузии в 1912 году, «Синема» Элиавы осталась в сознании как удивительная, запечатленная на пленке тоска, если угодно, плач по Михаилу Эдишеровичу.