Но дело-то в том, что и задача Щукина была точно такой же. И так же воспринималось зрителем его воплощение образа Ленина. Просто при последующем перемонтаже из конструкции лент Ромма была искусственно вынута их центральная фигура. Поэтому щукинская суета стала бесцельной и еще более абсурдной.
Михаил же Эдишерович изобразил Владимира Ильича теми красками, что использовались в образе Луарсаба из фильма «Хабарда». Подтверждением служит интерпретация классического эпизода, известного каждому советскому школьнику.
Середина 1917 года. На одном из революционных собраний оратор заявляет, что в России сейчас нет такой партии, которая могло бы взять всю полноту власти. Тогда Ленин громко заявляет: «Есть такая партия!»
Вот как экранизирует Чиаурели эту часть «Краткого курса истории ВКП(б)»: юркий маленький Мюффке — Ленин буквально выскакивает из-за широкой спины статуарного Геловани — Сталина и, выкрикнув, картавя, знаменитую фразу, вновь быстро скрывается за подлинным вождем надвигающейся революции.
Из подобных объективно юмористических сценок состоит вся художественная ткань фильма в той его части, где показаны вместе Ленин и Сталин. Конечно, автор «Великого зарева» ни в коем случае не собирался высмеивать Ильича. Он просто, так же как, впрочем, Ромм и Юткевич, Козинцев и Кулешов, был прекрасно осведомлен о тех словах, которыми характеризовал «вождя Октября» Иосиф Виссарионович:
«Простота и скромность Ленина, это стремление остаться незаметным или, во всяком случае, не бросаться в глаза и не подчеркивать свое высокое положение, — эта черта представляет одну из самых сильных сторон Ленина как нового вождя новых масс, простых и обыкновенных масс, глубочайших „низов“ человечества»[19]
.В сценарии и фильме «Великое зарево» как нельзя лучше выражено подспудно наличествующее в этой цитате авторское высокомерие. Причем фрагмент из сценария даже более ярок:
«Входит Светлана и передает Ленину контрреволюционный листок.
Ленин читает листок. Светлана подошла к редактору „Правды“. С трудом владея собой, говорит:
— На всех углах расклеены эти грязные листки…
Ленин прочитал прокламацию.
Он прошелся по комнате и, подойдя к редактору „Правды“, тихо сказал ему:
— Надо сесть в тюрьму.
Постояв немного в раздумье, он тянет руку к пальто, которое висит тут же, на спинке кровати.
Редактор „Правды“ берет его за руку:
— Не пойдешь на суд! Юнкера до тюрьмы не доведут! Убьют по дороге!
Уговаривавшие Ленина волнуются.
— Но как быть с обвинениями?
— Это чудовищно… Ужасно…
— Мы им Ильича не дадим! — решительно обрывает редактор „Правды“.
Он поворачивается к Ленину:
— Придется, Владимир Ильич, временно покинуть Питер. Другого выхода нет сейчас. Керенским отдано распоряжение арестовать и начать следствие… Придется уехать.
— Я не покину Питер.
Решительный жест отказа.
— Таково решение…
— Нет!
— Таково решение партии, — говорит редактор „Правды“.
Ленин после раздумья соглашается»[20]
.Читается этот текст как часть некоей захватывающей приключенческой истории. На экране же разыгрывается абсолютная комедия. Суетливый коротышка никак не хочет слушать разумные доводы серьезного человека, и тому приходится довольно долго убеждать соратника в своей очевидной правоте.
Подобрать кинематографическую ассоциацию к выведенной Михаилом Эдишеровичем «каскадной паре» вождей автору этих строк помогла встреча с самым, наверное, тонким знатоком и самым страстным поклонником советского кино искусствоведом Евгением Марголитом. Не согласившись с представленной на этих страницах негативной оценкой фильма «Ленин в Октябре», Евгений Яковлевич представил нравящийся ему фильм советским аналогом западных лент о прекрасном Зорро. Подобно благородному герою в маске, Владимир Ильич постоянно скрывается от преследователей, переодевается и оказывается там, где его меньше всего ждут.
Занятная эта трактовка подсказала не менее смешную аналогию.
Ленин и Сталин в фильме «Великое зарево» — это комиссар Жюв и журналист Фандор в фильме «Фантомас» (1964–1967) Андре Юннебеля, очаровавшем советских зрителей в 1960-е годы.
В самом деле, Жюв в блистательном исполнении Луи де Фюнеса не хочет слушать разумных доводов, всегда полагает, что сам знает лучше, спешит исполнить задуманное, постоянно попадает впросак. Фандору (не менее чудесный Жан Маре) постоянно приходится выручать незадачливого полицейского начальника из многочисленных бед.
Уж если Ленина Михаил Эдишерович изобразил как милого клоуна, то что говорить о тех, кого «мудрейший из мудрейших» поименовал «простыми и обыкновенными массами», «глубочайшими „низами“ человечества»…
На самом деле говорить тут есть о чем.
Прежде всего — о «теории винтика», бытовавшей в то время и воплощенной в образах Григория, Светланы, Панасюка и прочих «простых» персонажей.