Читаем Режиссеры «Мосфильма» полностью

О. Генри действительно сидел в тюрьме. Обвинение действительно было не вполне доказанным. Работая тюремным фармацевтом, он действительно пользовался правом экстерриториальности. Наконец, в заключении О. Генри действительно писал и публиковал рассказы. Всё точно. Факты соответствуют американской реальности.

А теперь — о реальности советской.

Через год после выхода ленты Леонид Николаев убьет в Смольном Кирова. Состоится съезд писателей, на котором им укажут, как нужно сочинять литературные произведения в СССР. Еще через год дойдет очередь и до кинематографистов.

И в эти-то дни в советских кинотеатрах показывают кино, в котором сочинитель, находящийся в узилище, радует несчастных обывателей историями о том, как прекрасна окружающая действительность. Тут уж не о предвидении речь — к концу 1933-го всем интеллигентным людям уже всё было ясно. Тут — о художественной констатации социально-политических фактов.

Понял ли Лев Владимирович, что снял? Думается, понял. Хотел ли снять именно это? Думается, нет. Хотел очередного обличения заокеанского империализма и «типичного представителя загнивающей буржуазной культуры». Осудил же — социализм «в одной отдельно взятой стране» и творческих работников, многое понимающих, еще больше чувствующих, но работающих не за совесть, а за страх.

Себя — тоже? Свой романтический большевизм 1920-х — тоже? Получилось, что — да!

А что же начальство? Неужели не разглядело? Ведь позволило даже вернуть на экран Александру Хохлову, прекрасно сыгравшую Дульси… Ну хорошо, на стадии сценария и съемок все было в порядке. Но, увидев готовую ленту, отчего не возмутились надзиратели за искусством, не убрали фильм с экранов, не наказали постановщика?

Быть может, решение зависело от чиновника, не способного увидеть ничего, кроме иностранных имен? А может, и недалекими были те, кто разрешал ленту? Может, не хотели обнаруживать свой ум? «Нам с тобой не надо думать, если думают вожди». Установка искать врагов под каждой скамейкой поступит лишь через три с небольшим года. Пока можно выпустить фильм, обличающий американское государство, с которым, кстати, только что установили дипломатические отношения. Может, поэтому и разрешили постановку?..

Как бы там ни было, более или менее спокойная жизнь в кино после «Великого утешителя» для Кулешова завершилась.

Он еще не вполне осознал это и с воодушевлением принялся снимать «Кражу зрения» по рассказу и сценарию Льва Кассиля о тяжелой судьбе крестьянки, которой манипулирует кулак-мироед. Впрочем, официальным постановщиком ленты значился Леонид Оболенский. Кулешов числился художественным руководителем. Лента была быстро завершена и не так быстро, но окончательно запрещена. Не сохранилась, посмотреть ее сегодня невозможно.

Сложно из XXI века постичь механизм работы социалистической цензуры. Прямую и явную антисоветчину «Великого утешителя» пропускают, а фильм, призывающий неграмотных крестьян не поддаваться на кулацкую пропаганду, кладут на полку!..

Суть здесь в том, что постигать нечего. Никакого механизма не было. Для того чтобы понять злоключения того или иного фильма, необходимо обратиться к социальной и политической ситуации, складывавшейся в стране во время съемок.

В 1934 году прошел Первый съезд советских писателей. Все литературные группировки были распущены. Создан единый союз, члены которого обязаны были руководствоваться единственно правильным художественным методом. Он получил название социалистического реализма, и его каноническое определение обязаны были знать все гуманитарии СССР: «Правдивое, исторически конкретное изображение действительности в ее революционном развитии».

Формулировка красивая, но ничего ровным счетом не объясняющая. Попробовал бы кто-нибудь в середине 1930-х годов правдиво и исторически конкретно изобразить советскую жизнь! Куда более правильным выглядит народный вариант разъяснения — делай так, как велит начальство.

К 1934 году по сравнению, скажем, с 1924-м количество интеллектуалов среди большевистских руководителей сильно поубавилось. 1 декабря, после убийства Кирова, стало ясно, что скоро их вообще не станет. Февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б) 1937 года подтвердил догадки. Искусство должно было стать простым и понятным широким народным массам — читай: «средненьким вождям», среди которых семинарист Джугашвили был воистину «корифеем всех наук».

А то, что массам и их вождям непонятно, объявляется «формализмом», против которого разворачивается ожесточенная борьба.

Этой самой борьбе в основном и было посвящено Всесоюзное совещание творческих работников советской кинематографии, состоявшееся в январе 1935 года. Великое советское кино 1920-х было объявлено формалистским. Эйзенштейну и Довженко пришлось публично каяться. Кулешова до трибуны тоже допустили, но уже как основного киноформалиста. Еще в начале 1930-х годов его вполне официально «назначили» на эту, так сказать, «должность». Ведь со времени издания книги, в предисловии к которой было написано, что Лев Владимирович сделал кинематографию, прошло не так уж много времени.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Кинематограф по Хичкоку
Кинематограф по Хичкоку

Обстоятельства рождения этой книги подробно изложены автором во Введении. Она была впервые опубликована в 1966 году в издательстве Laffont под названием Le cinema selon Hitchcock ("Кинематограф по Хичкоку") на французском языке, и в 1967-м на английском в издательстве Simon & Schuster под названием Hitchcock by Francois Truffaut ("Хичкок Франсуа Трюффо"). Книга явилась результатом 52-часовой беседы Франсуа Трюффо и Альфреда Хичкока в присутствии переводчицы Хелен Скотт, состоявшейся в 1962 году. После смерти Хичкока (24 апреля 1980 года) Трюффо вернулся к этой книге и дописал в ней заключительную 16-ю главу, а также снабдил новую редакцию, получившую название "Хичкок/Трюффо", аннотациями к каждому из фильмов Хичкока. Настоящий перевод выполнен по французскому и английскому вариантам книги, а также включает в себя все авторские дополнения. Анализ "кинематографа по Хичкоку" далеко вышел за рамки индивидуальной творческой судьбы. Почти на протяжении всей своей активной кинокарьеры Хичкок сохранял репутацию коммерческого режиссера. Благодаря критикам французской "новой волны", увидевшим в его творчестве образец "авторства", он занял свое подлинное место в истории кино. Книга Франсуа Трюффо, в которой исследуются метафизическая и психологическая основа кинематографа Хичкока, режиссерское новаторство и умение вовлечь в свою игру зрителя, а также реабилитируется сам феномен "низких жанров", до сих пор остается одной из лучших книг о кино.  

Михаил Ямпольский , Нина Александровна Цыркун , Франсуа Трюффо

Биографии и Мемуары / Кино / Проза / Прочее / Современная проза
В окружении. Страшное лето 1941-го
В окружении. Страшное лето 1941-го

Борис Львович Васильев – классик советской литературы, по произведениям которого были поставлены фильмы «Офицеры», «А зори здесь тихие», «Завтра была война» и многие другие. В годы Великой Отечественной войны Борис Васильев ушел на фронт добровольцем, затем окончил пулеметную школу и сражался в составе 3-й гвардейской воздушно-десантной дивизии.Главное место в его воспоминаниях занимает рассказ о боях в немецком окружении, куда Борис Васильев попал летом 1941 года. Почти три месяца выходил он к своим, проделав долгий путь от Смоленска до Москвы. Здесь было все: страшные картины войны, гибель товарищей, голод, постоянная угроза смерти или плена. Недаром позже, когда Б. Васильев уже служил в десанте, к нему было особое отношение как к «окруженцу 1941 года».Помимо военных событий, в книге рассказывается об эпохе Сталина, о влиянии войны на советское общество и о жизни фронтовиков в послевоенное время.

Борис Львович Васильев

Кино / Театр / Прочее