— Нет, никогда! Ни то, ни другое!
— Не думаю, что это честно. Разве мы не сотрудничаем в производстве продуктов питания?
— Какого питания? Для нас вы производите совсем немного риса. Вы делаете все для себя.
Дейлхауз примирительно сказал: '
— Мы можем больше производить риса, если вы его так любите.
— Как великодушно! — фыркнул Ахмед.
—- Подождите, Дулла. У нас ведь тоже есть к вам претензии, если хотите знать. Например, стрельба...
Дулла сделал гримасу.
— Это была глупость Хуа-цзе. Народная Республика уже выразила свое сожаление.
— Кому? Мертвым шаристам?
— Да,— сказал Дулла с нескрываемой издевкой.— Да, мы передали соболезнование вашим друзьям, газовым мешкам. И вашим, сэр, тем, кто копаются в земле и которых вы считаете очень нужными и полезными.
— Если вы имеете в виду кринпитов,— сказал Понтекрафт, едва сдерживая себя,— то мы, по крайней мере, не заставляем их таскать носилки.
— Нет? Но вы заставляете их помогать вам эксплуатировать минеральные ресурсы. Разве не правда, что у них появились болезни, вызванные радиацией?
— Нет. Во всяком случае, не здесь. Мы используем их для добычи различных образцов на тех или иных территориях. И, может быть, некоторые из них получают какую-то дозу облучения. Но я должен сказать, что категорически отрицаю обвинение в том, что мы эксплуатируем их.
— О, я уверен, что вы этого не делаете, маршал Понтекрафт, ведь ваши собственные предки на своей шкуре испытали всю тяжесть эксплуатации чужеземцами.
— Послушайте, Дулла...
Но Понтекрафта перебила женщина из Саудовской Аравии:
— Я думаю, что нам нужно прерваться для ленча. У нас много вопросов для обсуждения, и ссоры не помогут решению проблем. Давайте попытаемся начать все сначала после ленча.
Следующая беседа, состоявшаяся после ленча, в полдень, проходила спокойнее, но Дэнни Дейлхаузу и она не показалась продуктивной.
— Все-таки мы немного разорили их на мясо,— усмехнулся он, взглянув на Кагпи.
— Еro вкус до сих пор у меня во рту,— прорычал русский.— О, как много у них тут хорошего. Не только еда.
С этим нельзя было спорить. Они долго стояли, наблюдая, как быстро и легко возводился новый дом. Техника тут применялась весьма широко.
— А вы видели, что на склонах вон того холма? — В голосе Гарриет была зависть.— Террасы с рядами зеленых саженцев. Зеленых! Эти гризи используют лампы, дающие спектр солнца, чтобы выращивать земные растения!
— У меня такое ощущение, какое было в семнадцать лет,— сказал Каппи.— Я тогда приехал в Москву из Нижнего Тагила.
Москва меня ошеломила. Трамваи, высотные дома, магазины, рестораны... — Он показал на колонну солнечного генератора с розеткой отражателя.— Это потрясающе, друзья. Неудивительно, что они пригласили нас сюда. Им нужно поразить нас, доказать, что они вправе диктовать свою волю, так как сильны.
Они обогнули бараки и вышли к аэродрому. Тут Капелюшников улыбнулся:
— Эй, Войн! — закричал он.— Иди попрощайся с родственниками из провинции.
Ирландец, поколебавшись, подошел к ним.
— Хелло. Только что подвез нашего друга Дуллу: он отправился домой.
— Он, кажется, в плохом настроении,— заметил Дейлхауз. Пилот улыбнулся.
— Да, должен сказать, его самолюбие серьезно пострадало. Он не хотел, чтобы мы узнали, как он использовал для поездки кринпитов. Вы-то знаете? Они спустились по реке на лодке, а восемь-десять километров кринпиты тащили его на носилках.
Гарриет заметила:
— У него было бы получше настроение, если бы ты, Дэнни, не оскорблял его.
— Я? Как?
— Он решил, что ты издеваешься над ним, сказав, что слишком мало пипов выжило. Лицо у него сразу вытянулось.
Дейлхауз запротестовал:
— Я не это имел в виду. Просто у него такой характер — все принимать в штыки.
— Ладно, забудь,— посоветовал Капелюшников.— У него дружки — эти крабы, пусть они и заботятся о его настроении.
— Этого я тоже не понимаю, Каппи. Кринпиты едва не убили его.
— Да, как получилось, что они таскают его на себе по джунглям пакистанского сахиба?
— Я не могу этого объяснить,— угрюмо глянул на Дэнни Войн.— И не могу сказать, что это мне нравится. Помните первого кринпита, которого мы принесли сюда? Его звали Шарн-игон. Он ненавидит всех людей. Его подруга погибла при первом контакте с пипами, и теперь он хочет мстить. Он подбивает на бунт всех кринпитов поблизости, и мы не можем наладить с ним контакт. Я предполагаю — он считает, что пипы достаточно наказаны, и хочет помочь им наказать нас. Так что будущее мне представляется весьма мрачным.
Войн шел с ними к взлетной полосе, избегая смотреть в глаза. И то, что он говорил, скорее походило на монолог, чем на разговор.
Капелюшников примирительно сказал:
— Эй, Войн, ты обижен?
— Я? Почему? — Но Войн не взглянул на русского.
Каппи посмотрел на своих товарищей, затем снова обратился к Войну:
— Ты знаешь, что мы оба члены великого братства пилотов. Почему мы должны ссориться?
— Да я не с тобой лично,— сказал Войн.— Я бы дал съесть себе ползадницы, если бы таил злобу против тебя. И мне хотелось бы более открыто говорить о том, чем мы здесь занимаемся.