Рикошет

— Мамка же скоро приедет…

Лицо Ерохина задергалось, он отвернулся:

— Ну, там посмотрим. А пока ты уж меня не забывай…

Он собрал нехитрые Витькины пожитки, обвел взглядом комнату, сказал:

— Поиграй во дворе, я скоро вернусь и пойдем к бабушке.

Кромов рассудительно произносит:

— Не могу понять, откуда у вас, Ерохин, такая убежденность? Вы уже не первый раз заявляете, что ожидали ареста. Как увязать это и ваши слова о непричастности к смерти жены?

— Как хотите, так и увязывайте, — устало отвечает Ерохин. — Надоело мне все.

— Может, прервемся? — предлагает Кромов.

— Не надо.

Все так же методично оперуполномоченный задает очередной вопрос:

— Во время поездки между вами возникали ссоры, скандалы?

— Как обычно. Полаемся да помиримся.

— И незадолго до ее гибели тоже поругались?

— Понимаю, к чему вы клоните… Было, — кривится Ерохин.

Витька расхохотался и срубил сразу три отцовских шашки. Ерохин, который специально просмотрел эту разгромную для себя комбинацию, сделал огорченное лицо:

— Вот это я зевнул!.. Нельзя же так, Витька, с отцом расправляться!

— Ага! Будешь знать, как мои съедать!

Покачав головой, Ерохин сгреб шашки с доски:

— Проиграл, давай снова.

Витька выиграл и на этот раз. Ерохин с преувеличенной досадой поскреб затылок:

— Не везет…

Обернувшись, Витька радостно крикнул:

— Мам! Иди посмотри, как я папку обыграл!

Анна вышла из-за ящиков, и уже по ее улыбке и заблестевшим глазам Ерохин понял, что она опять выпила. Он молча встал, обошел штабель, приподнял брезент. Его взгляд безошибочно отыскал ящик, в котором виднелась пустая бутылка.

— Анна!

По голосу отца Витька догадался, что родители будут ругаться, и полез к люку, где у него была оборудована лежанка.

Анна замешкалась, потом, глядя в пол, подошла, прислонилась к углу штабеля. Ерохин зыркнул на нее, выдернул из ящика пустую бутылку:

— Опять?! Опять?!

— Ну что ты кричишь-то сразу? Ну, сорвалась. Не буду больше…

— Я уже это сто раз слышал! Я же отвечаю за груз! Каждая бутылка денег стоит!

— Подумаешь, три сорок, — осторожно проговорила жена.

Лицо Ерохина побагровело:

— Дело не в трех сорока! Дело в тебе! Ты же уже не можешь без этой гадости! Тебя лечить надо! В ЛТП!

— Я же так, для настроения, — попыталась успокоить его Анна.

— Плевать мне на твое настроение! — зло выкрикнул Ерохин. — Домой вернемся — на развод подам! Витьку себе заберу, а ты мотай, куда хочешь! Можешь к своим подружкам идти, можешь под забором валяться, мне все равно! Думаешь, я каменный, всю жизнь тебя терпеть буду?! Ведь обещала же ты мне, ведь обещала!

Анна подняла на мужа полные слез и отчаяния глаза. Но это лишь больше взбесило его.

— Что ты на меня свои коровьи глаза пялишь?! Ни стыда у тебя нет, ни совести! На эту водку все променяла: семью, сына! Плачет она! Крокодиловы слезы льет! Хоть бы ты сгорела от этой дряни!

— Ну, не надо, — всхлипнув, попросила Анна.

— Не надо?! — Ерохин сжал кулаки. — Треснуть бы тебя в лоб хорошенько, может, образумилась бы?.. Хотя… Горбатого могила исправит!

— Причина вашей ссоры? — уточняет Кромов.

— Напилась она… — говорит Ерохин.

— Вы знали ее слабость к спиртному и, тем не менее, взяли с собой в вагон, где вино было в неограниченных количествах. Ведь это же была ее первая поездка?

Начальник Ерохина в который раз потер ладонью лоб, исподтишка покосился на протокол:

— Разрешается ли нашим сопровождающим брать с собой родственников?.. Вообще-то, нет… Но вы сами поймите, товарищ старший лейтенант, люди подолгу оторваны от дома. Скучают… Иногда приходится идти навстречу… Нарушения тут особого нет. Главное, чтобы груз дошел до получателя в целости и сохранности.

Кромов посмотрел на него:

— Значит, вы удовлетворили просьбу Ерохина?

— Ну, отказал бы я ему. Что из этого получилось? Села бы жена в вагон без моего разрешения… Я же, как лучше хотел. У него такие семейные обстоятельства…

— Какие же?

Мужчина замялся:

— Не люблю я сплетничать…

— Вы не сплетничаете, а даете показания, — прохладно уточнил Кромов.

— Извините… Нелады у него с женой были. Сами понимаете, она гораздо моложе, а он долго бывает в отлучках…

— Не понимаю, — сказал Кромов, глядя на покрывшийся бисеринками пота лоб собеседника.

— Изменяла она ему, — порозовел тот. — Слухи доходили… К спиртному пристрастилась… Вот я и подумал… Пусть возьмет. Как-никак под присмотром будет. И пить не станет, и другое…

— Раньше Ерохин с подобными просьбами обращался?

— Нет… Первый раз жену с собой взял…

— Для того и взял, чтобы с подругами не пьянствовала, пока меня нет. Думал, услежу… Все равно она с работы уволилась, дома сидела, — отвечает Ерохин.

— Итак, вы увидели, что ваша жена пьяна. Дальше?

— Дальше, дальше… Кричать стал. Я же материальщик. Вино-то на мне. Она давай издеваться, дескать, пожалел бутылку… Ну я и высказал все…

— А именно?

Ерохин протяжно вбирает в грудь воздух, отвечает:

— Что накипело. Пообещал развестись, как только вернемся, сына себе забрать, а ее на принудлечение отправить…

— Дальше?

— Она тоже разоралась. К Витьке бросилась, давай сырость разводить. Пацану даже неприятно стало на пьяную мать смотреть… Не Нюся это плакала — вино…