Рисунки на песке

Как уже сказано, в Театре на Малой Бронной я осуществил свою первую самостоятельную режиссерскую работу. Отчасти к этому меня стимулировала дирекция: в театре была свободная режиссерская ставка. Конечно, у дирекции были свои далеко идущие планы — надо же было кому-то ставить детские спектакли, их требовало управление культуры. Дунаеву ставить детский спектакль было не по рангу, а предлагать такую постановку Анатолию Васильевичу не решался ни главный режиссер, ни директор. Я тоже не чувствовал в себе необходимых для такого специфического дела качеств, но к режиссуре меня тянуло, и я предложил для постановки комедию Леонида Зорина «Покровские ворота». Пьеса, надо сказать, в театре ни особых восторгов, ни возражений не вызвала, и в 1973 году мой режиссерский дебют состоялся. Спектакль имел устойчивый зрительский успех и шел семь лет, пока я сам, уходя из театра, не снял его с репертуара.

Вот таким был мой режиссерский багаж, когда я решился поставить спектакль в театре. Спустя три года я выпустил еще один спектакль — «Душа поэта» Юджина О’Нила. После второй премьеры разговоры о моем переходе на режиссерскую ставку возобновились, но тут неожиданно (по крайней мере для меня) Лев Дуров, тянувшийся к режиссуре, принес диплом — оказывается, он заочно закончил режиссерский факультет ГИТИСа у А. А. Гончарова. Вопрос отпал сам собой. Что ни делается — все к лучшему. Я вернулся на телевидение и создал там многое из того, что хотел.

В последнем томе вышедшего через десять лет после смерти Эфроса его четырехтомника я наткнулся на запись беседы Анатолия Васильевича с финскими актерами: «Расспрашивали о Дурове и Козакове. Помнят их по „Дон-Жуану“. Я сказал, что сейчас с ними немного в ссоре. „Почему?“ Решили, говорю, заняться режиссурой. „Зачем?“ Я хотел сказать — „сдуру“, но не сказал».

Спасибо, что не сказал. Впрочем, не все ли равно — сказал или нет, если так думал? Может быть, и думал так не всегда. Кстати, мы никогда не разговаривали с ним о моих режиссерских работах ни в театре, где прослужили вместе девять лет, ни на телевидении, где иногда сутками монтировали в соседних монтажных. За все эти годы припоминаю всего несколько брошенных им реплик. Я не был удовлетворен игрой Семена Соколовского в «Душе поэта», пытался репетировать с ним, когда спектакль уже игрался на публике, и Эфрос, наблюдая мои мучения, сказал: «Миша, брось. Сделал свое дело — иди дальше, не зацикливайся. В следующей работе учтешь свои ошибки». Когда в театре решался вопрос, кому занять эту несчастную вакантную ставку, до меня дошла брошенная им фраза: «Козаков имеет право заниматься режиссурой, а Дуров — нет». И однажды, на репетиции «Дороги»: «Не могу понять, почему в своем фильме ты играешь лучше, чем у меня?» Кажется, это было после выхода «Безымянной звезды». Вот, пожалуй, и все.

Режиссура и актерство — профессии разные. И все же они связаны между собой генетически. Возможно, есть что-то подозрительное в том, что известный и успешный актер, много занятый в театре, кино и на телевидении, начинает испытывать тягу к режиссуре. И опасения часто оправдываются: не каждый актер может стать режиссером. Когда Олег Ефремов предложил мне во МХАТе «разминать» «Медную бабушку», он, полагаю, находил во мне что-то, что, по его мнению, давало право на эту работу. Тогда — не случилось. Статистика утверждает, что именно из актеров вышли крупнейшие режиссеры XX века: Станиславский, Мейерхольд, Вахтангов, Таиров, Завадский, Рубен Симонов, Охлопков — да мало ли! И процесс этот продолжается. Невозможно представить себе наш театр без режиссерского творчества Олега Ефремова, Юрия Любимова, Галины Волчек… Если предположить, что актер обращается к режиссуре не «сдуру», как думал Эфрос, то в этом проявляется его внутренняя потребность. Эта потребность ищет пути самореализации, и никакие авторитеты остановить ее не могут.

Вопрос «режиссер ли я?» долго не давал мне покоя. Отвечаю на него осторожно: по-видимому, да. Количество поставленных мною спектаклей, телеспектаклей и телефильмов, некоторые из которых имели успех, говорит, что де-юре я — режиссер. Какой? Не мне судить. Родился ли я, чтобы стать режиссером? Не уверен. По первой, первородной профессии я актер. Какой? Опять же — «А сколько ты стоишь, спроси свою знать, которой случалось тебя продавать…». Думаю, неплохой, во всяком случае — профессиональный. Именно это качество я особенно ценю и в себе, и в других.