Он гений не только потому, что был превосходным актером, выдающимся режиссером, создателем МХАТа, воспитавшим плеяду выдающихся учеников, даже не в силу того, что написал книгу о своем опыте «Моя жизнь в искусстве», ставшую евангелием для многих деятелей мирового театра. Кроме того, он сделал по крайней мере два открытия, свершил два подвига Геракла. Он создал азбуку профессии, научил немых говорить о ремесле на внятном языке. Это — первое.
Второе, не менее существенное, — установил закон, если хотите, близкий к метафизическому, религиозному, — этического обоснования театра и нашего ремесла в нем. Система Станиславского, казалось бы, отнюдь не обязательна для нынешнего постсоветского театра, где «смешались в кучу кони, люди и залпы тысячи орудий». Но если мы хотим продолжить путь, которым прошло русское искусство, от Г. Р. Державина, Д. И. Фонвизина, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. С. Грибоедова, Н. В. Гоголя, А. Н. Островского, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого до завершившего век XIX и открывшего век XX А. П. Чехова, то в театре продолжать этот путь без учета открытий Станиславского невозможно.
Хотим мы того или не хотим, он проложил и предложил путь, способы развития, метод, без учета которых русский театр, русское искусство превратится в шоу-бизнес (что подчас и происходит), иногда весьма успешный, громкий, модный, приносящий радость развлечения публике и материальные блага его создателям, но перестанет быть тем, на что русское искусство изначально опиралось, когда формировался русский гений.
Главные опоры и постулаты русского, а потом и лучшего советского театра держались на трех понятиях прошлого: Разумное, Доброе, Вечное. Разными были романтики театра, для которых театр был храмом, а они — его служителями, — тот же К. С. Станиславский, В. И. Немирович-Данченко, Вс. Э. Мейерхольд, Евг. Б. Вахтангов, М. А. Чехов, А. Я. Таиров, А. Д. Попов и А. Д. Дикий, Г. А. Товстоногов и Н. П. Акимов, Ю. А. Завадский и Р. Н. Симонов, А. М. Лобанов и Н. П. Охлопков, О. Н. Ефремов и А. В. Эфрос… Они были приверженцами разных стилей и направлений. Между ними не утихала полемика, шла борьба, взаимоисключения, кровопролитные схватки. Но все они — романтики. Цинизм — главный враг искусства — был всем им чужд, несмотря на неизбежность приспособленчества во времена тоталитарного режима, несмотря на сложности, недостатки, непомерные амбиции, даже пороки их характеров. В каждом из них был гений, но гением в полном смысле и значении этого слова среди них был только один — К. С. Станиславский.
Он — начало начал. Даже крайне полемически настроенные к нему коллеги-современники, противоположные по эстетике театрального дела, признавали его, Станиславского, первородство и глобальное значение как праотца современного театра. Под его и В. И. Немировича-Данченко эгидой возникло прославленное поколение великих актеров своего времени. Их имена хорошо известны. Они были кумирами и властителями дум. Они остались легендой: И. М. Москвин, В. И. Качалов, М. М. Тарханов…
Не было еще настоящего кино, тем паче телевидения, иногда только радиопленка фиксировала и донесла до нас их искусство, подчас заставляя недоумевать: что так поражало современников в пафосном чтении стихов В. И. Качаловым, как понять до конца в радиозаписи величие И. М. Москвина в роли царя Федора или Б. Н. Добронравова в его легендарном исполнении роли чеховского дяди Вани. Однако было! Потом возникло настоящее звуковое кино. И мы имеем возможность воочию увидеть искусство Ф. Г. Раневской, Н. К. Черкасова — царя Иоанна, Б. Н. Бабочкина — Чапаева, Н. К. Симонова — Федю Протасова, звездную Л. П. Орлову и многих других, любимых и почитаемых по сей день.
Был ли среди них хоть один гений? Их игра была порой гениальна, но гений, как нам представляется, — это нечто иное. Пример? Ч. С. Чаплин — истинный гений. Он открыл принципиально новый путь, нашел подход, философское осмысление жизни и искусства. Его влияние безмерно даже на великих режиссеров XX столетия и будет определять еще многое в будущем. Примеров множество, но приведем лишь один — Федерико Феллини, который вместе со своим постоянным композитором Нино Рота многое почерпнул из чаплинианы. Гений — всегда прародитель. Так обстоит дело и во всех других видах искусства. В литературе, музыке, живописи, скульптуре. Это аксиома, почти трюизм.