Рюбецаль

Чтобы досказать свой ответ, Антонине Игоревне пришлось спуститься вместе с Кириллом по ступенькам крыльца. В тот день он еще не пошел с нею к метро, потому что не запас достаточно вопросов.

Гораздо позже Кирилл посчитал, что Антонине, когда он впервые ее увидел, было тридцать девять, а тогда, тринадцатилетний, он считал, что полюбил женщину лет двадцати пяти. Первое время Антонина и то, о чем она рассказывала и что ее окружало, – мир минералов, было для Кирилла одним целым, одной красотой, одним чудом, а сама Антонина – и частью, и одновременно вместилищем этой красоты. То, чему она принадлежала, странным образом заключалось внутри нее и в ней воплощалось.

Кирилл будет любить ее много лет, но уже через год после первой встречи пути любви к Антонине и любви к минералам разойдутся и Антонина станет частью того же мира, что и он сам и все остальные люди. Кирилла поражало, насколько Антонина не похожа на его мать. Они отличались не только внешне, не только манерой держаться и говорить, но и, главное, тем, как держались и говорили с Кириллом.

Как доцента института философии и как причисляющую себя к советской (подчеркивалось) интеллигенции, мать уязвляло отсутствие у Кирилла широких гуманитарных интересов. Уязвленность находила выход в том, что мать не поддерживала разговор, если тема его лежала за гранью этой шири, а там неизменно лежало почти все, что занимало Кирилла на разных этапах взросления. Если же Кирилл вдруг касался чего-то, что было матери близко, разговора и тут не получалось, поскольку мать не слушала, а только объясняла. С присущим ей и, видимо, ей одной сочетанием обстоятельности и лаконизма она объясняла Кириллу, почему никуда не годится то, что ему в данный момент нравится, от Джозефа Конрада до «Сепультуры».

Когда Кирилл сказал матери, что записался в кружок, та спросила, чем его так привлекают минералы, и за ответом «Они такие красивые» последовал новый вопрос, хоть и не вопрос, по сути: «И это все?» Однажды, когда у них были гости, кто-то дежурно спросил Кирилла, чем он хочет стать. Тот, ни на миг не задумавшись, ответил, что минералогом, и мать поспешно прокомментировала: «Ему просто нравятся красивые камни. Ничего серьезного». К десятому классу минералогия как будущая специальность была для Кирилла прочно решенным делом, и тем больнее задела его фраза матери, оброненная кому-то по телефону: «Придется выкручиваться с армией – вряд ли Кира сможет учиться в высшей школе…» Он внял ее совету не подавать документы в университет, чтобы не тратить время на заведомый провал, и очень удивил, с первого раза поступив в Горный. Вскоре Кирилл случайно услышал обрывок очередного телефонного разговора: «… вылетит после первой сессии». Мать не скрывала свою озабоченность угрозой армейской службы, а когда Кирилл напомнил, что в Горном есть военная кафедра, ответила, как опять же могла только она, спокойно-недоуменно: «Ты что же, намерен продержаться дольше первого семестра?» Затем первый семестр превратился в первый курс, и мать наконец-то оставила тему армии, тем самым как бы соглашаясь считать учебу Кирилла в высшей школе не наваждением, которое вот-вот рассеется, а материальной действительностью.

Всему, во что не верила мать и что не поддерживала, находились вера и поддержка у Антонины. Она не была сентиментальной – лишь это, пожалуй, объединяло их с матерью, – но Кириллу казалось, что все, о чем бы он ни заговорил с Антониной, или сразу становится, или оказывается для нее важным. Иной раз Кирилл думал: нет, дело не в нем, а в том, что для Антонины нет ничего не важного; и, думая так, ничуть не огорчался. Но над всем важным и серьезным находилось то, что было под ним. Сокровенное Земли, так называла это Антонина, цитируя своего приемного отца, немецкого геолога, до войны – вполне убежденного национал-социалиста, затем попавшего в плен, женившегося на русской, принявшего советское гражданство и развивавшего советскую науку. Тот говорил о Земле как о живом существе и ее сокровенное относил к живой природе; Антонина пересказывала это с той очарованностью, с какой говорят о заблуждениях, у которых больше прав быть истиной, чем у истины. А Кирилл полностью разделял взгляды ее отца, в чем и признался, уверенный, что это лучший аргумент в их пользу. И Антонина поняла, с какой целью он признается, и сказала, что, возможно, им, ее отцу и Кириллу, открылось что-то, для большинства закрытое. Для Антонины царство минералов было так же едино с отцом, как для Кирилла – с нею. Не только она узнавала и, видимо, понимала о Кирилле все, что он сам знал и понимал о себе, но и Кирилл узнавал и понимал о ней многое. Вначале только связанные с отцом, минералы становились ей с годами все интереснее и дороже, и продолжали даже теперь, пока становились интереснее и дороже Кириллу.