Роберт Фрипп — От Алого Короля до Искусного Мастера

Когда в тот вторник на собрании в библиотеке пришла моя очередь представляться, я не знал, что сказать. Я терпеть не могу подобные дела (хотя и признаю их ценность) — подытожить свою жизнь и личность максимум в двух предложениях. Я сказал что-то неопределённое о том, что я клавишник, а также гитарист, и что я с давних времён люблю King Crimson. Фрипп только ухудшил моё положение, сказав после моего неудавшегося монолога: «Мне кажется, будет вполне законно сказать, что Эрик — музыковед, прибывший сюда с намерением написать диссертацию о моей музыке.» Он сказал это (по крайней мере, мне так показалось) со злобным, садистским (однако имевшим вид невинности) сарказмом, в котором он должен считаться специалистом мирового класса.

Причина, почему мне показалось, что это ухудшает мои дела, состояла в том, что я хотел влиться в коллектив и вести себя скромно — лучшая позиция, если хочешь наблюдать и (как всё сильнее выяснялось) учиться. А Фрипп разоблачил меня, и имел на это право — я ошибался, без особых раздумий воображая, будто могу пробраться туда хитростью и подвергнуть Гитар-Крафт анализу. Разоблачение поставило меня в неудобное положение, потому что меньше всего на свете я хотел, чтобы ко мне приклеился ярлык «музыковед». Как выяснилось, те Крафтисты, с которыми я разговаривал, не имели особых предубеждений относительно музыковедения: они знали об этой дисциплине слишком мало, чтобы прочувствовать её неприятные черты: узкий культурный кругозор, горы бессмысленной статистической учёности, упорные занятия разнообразной посредственностью, дефективную «объективность», оторванность от реального мира реальной музыки — а я, как скромный аспирант, несколько лет был в самой гуще всего этого. И наоборот — те Крафтисты, которые вообще заметили, как Роберт меня представил, оказывали мне уважение и почтение, которых я не заслуживал и не желал. Я обнаружил, что время от времени, против своего желания, приобретаю образ защитника классической музыки, сталкиваясь с вовсю раздуваемым Фриппом предубеждением рокера, смотрящего на оркестрового музыканта как на простого автомата, неспособного на самовыражение.

Интеллектуальные игры? Мелочи, раздутые до громадных пропорций? «Очень может быть», или, как на своём ломаном французском говорил Гурджиев, “très peut-etre” — то есть «вполне возможно». Но суть в том, что в обстановке семинара Гитар-Крафта я начал обретать необычайно ясное чувство самого себя — именно за счёт того, что был вынужден сталкивать между собой разные аспекты своей личности, разные мотивации и личностные роли, которые в обычной жизни я бы просто игнорировал. Гурджиев говорил, что подчиняясь условиям учителя, ученик способен выйти из своих привычных ролей и на мгновение стать самим собой. И часто бывает, что это собственное «я» не имеет ничего общего с тем, во что человек обычно верит, чего он ожидает и желает.

Фрипп, хладнокровный и настороженный на своём стуле в углу, продолжал руководить обсуждением. Трудно воспроизвести на бумаге истинный смысл таких событий — ведь их значение так сильно зависит от тона, глубинных пластов смысла, самого присутствия человека, который на этой неделе входил в роль учителя. Фрипп рассказал, как однажды он заснул в гостях у своего друга на чердаке в Челси. Вскочив с дивана, он внезапно почувствовал, что что-то понял. «Музыка стоит у двери и стучит», — сказал он. «Иной раз мы это даже слышим, но пока мы проберёмся через наваленный на полу мусор, она уже уходит. И вот мы делаем уборку. В следующий раз мы открываем дверь и встречаем её, но в доме так воняет, что она опять уходит. Наконец, мы приводим дом в порядок, потому что…» И тут Фрипп сделал одну из своих долгих пауз, перевёл взгляд на передний план, заметно посерьёзнел и погрустнел. «потому что мы просто не можем вынести того, что она уйдёт и не вернётся.» Эти последние слова он произнёс тихим, слегка дрожащим голосом. Ему понадобилось несколько минут, чтобы оправиться от этой мысли; он выглядел дезориентированным и потрясённым.

Затем последовало первое представление «четырёх принципов» музыки, которые Фрипп попросил нас представить в виде креста:

Это было введение в «Систематику музыки» — предмет, который очень подробно излагал нам Боб Гербер в течение нескольких следующих дней, и который не затронул (и до сих пор не затрагивает) во мне ничего особенного. Позже я записал в дневнике: «Не знаю, смогу ли я когда-нибудь воспринять гитарные приёмы Фриппа, его систему четырёх принципов, его отказ от написанной музыки. но само моё присутствие здесь может привести меня к самому себе.»