Роберт Капа. Кровь и вино: вся правда о жизни классика фоторепортажа…

По словам очевидцев, следовавший за гробом Капа был безутешен. Когда отец Герды начал читать Тору, он зарыдал. Ища утешение в одиночестве и бутылке, он заперся в своей квартирке и оплакивал Герду две недели, при этом ничего не ел и винил в смерти ее спутника, оставшегося в живых. Это Капа научил Герду фотографировать «Лейкой». Он ввел ее в мир военной фотографии. Он видел, какие необычные снимки делает она под его началом. По ее плану он должен был стать всемирно известным фотографом, но разработчик этого плана погиб. Почему она? Почему не он?!

По мнению Анри Картье-Брессона, над Капой опустилась какая-то завеса. Когда же эта завеса наконец поднялась, люди увидели совершенно другого человека: циника, все большего приспособленца, порой – совершенного нигилиста, человека, который боится привязанностей, человека с навечно разбитым сердцем.

Старый друг Капы Пьер Гассман пытался утешить его, говоря, что это был несчастный случай, что он не виноват. Гассман помнит, как Капа сказал ему, что это он виноват в ее смерти.

Это был тот единственный раз, когда он был действительно серьезен со мной. Капа сказал мне: «Я бросил ее в опасности – она бы никогда не погибла, если бы я был там. Пока она была со мной, она была в безопасности. Если бы я был там, она делала бы то, что делал я. Я бы никогда не позволил ей встать на подножку. Это было полное безрассудство. Я бы никогда этого не допустил».

Семья Герды тоже обвинила Капу в гибели девушки. Ее братья пылали к нему ненавистью. По свидетельству Гензель Мит, они накинулись на него прямо после похорон своей сестры: «Была ужасная драка… Боба сильно избили»[120]. «При этом, – добавляет Рут Серф, – все винили Капу в смерти Герды только потому, что именно с ним она уехала в Испанию».

Венгерский друг Капы Дьёрдь Маркош также пытался его утешить. Он позднее вспоминал, что Капа, который продолжал сильно пить всю оставшуюся жизнь, «особенно сильно бушевал и пил запоем» в течение нескольких дней после похорон Герды.

– Капа, это не может так продолжаться, – умолял его Дьёрдь. – Ты сойдешь с ума и погубишь себя! Ты не имеешь права этого делать. Ты востребован, у тебя впереди большие дела.

– Да, да, – бормотал Капа, – ты прав. Я должен что-то делать[121].

Но что? По словам его знакомого, французского фотографа Вилли Рони, смерть Герды побудила Капу задуматься об отказе от фотожурналистики и уходе в киноиндустрию. Кроме того, он намеревался получить работу фотографа в кругосветном круизе[122]. Ему стало невыносимо бродить по кварталам, которые они обходили вместе с Гердой, или сидеть в кафе, где они строили планы на будущее, поэтому Капа сбежал из Парижа на сырые улицы Амстердама. «Возможно, это мое романтическое представление, – говорит Эва Бешнё, которая тогда жила в этом городе. – Но я почему-то я думаю, что вместе с Гердой умерла часть Капы. Видно, она и впрямь была его второй половиной».

В более поздние годы Капа часто говорил о Герде как о своей жене, а коллеги и друзья поддерживали эту фантазию и повторяли, что он действительно женился на ней. Собственного слова ему было недостаточно, несколько месяцев после ее смерти он носил фотографии Герды в своем портмоне и часто демонстрировал их в барах или в мерцающем свете костров, рассказывая о днях их славы в Испании. «После смерти Герды он всегда говорил со мной о ней, говорил снова и снова, – вспоминает Рут Серф. – Она была самой большой любовью его жизни».

К ноябрю 1937 года Капа оправился от потери Герды настолько, что снова мог работать, и вернулся в Испанию. Гражданская война достигла критической точки. Силы Республики и интернациональные бригады все чаще оказывались несопоставимыми с потенциалом армии Франко с ее десятками тысяч обученных и хорошо вооруженных солдат Гитлера и Муссолини, линкорами и, конечно, сотнями современных самолетов. Теперь Франко побеждал в ключевых сражениях по всей Испании. 21 октября под ударами мятежников пал Хихон, последний оплот республиканских сил на севере страны.