После того, как развернулся конфликт с Австрией, а затем с Пруссией, Робеспьер перестал выступать против военных действий. Он принял их, но попытался изменить их характер, сделав их войной за свободу, на которую он надеется. Он принимает также их последствия: если они разоблачат двуличие короля, подвергнут опасности Конституцию, выявят непоследовательные поступки Бриссо и его друзей, он знает, что не будет нести ответственности. Он не хотел этой войны.
Несколькими неделями позднее, на этот раз он не требует напрямую временного отстранения Людовика XVI от должности, вскоре обернувшегося упразднением королевской власти, но ждёт его. Чтобы понять это, нужно ближе подойти к тому, как именно он воспринимал и переживал события весны, а потом убедил себя в необходимости новой революции. На следующий день после 10 августа, он воспевает её с воодушевлением: "Так началась прекраснейшая из революций, прославивших человечество, вернее, единственная, имевшая вполне достойную человека цель добиться, наконец, того, чтобы политические общества были построены на основе бессмертных принципов равенства, справедливости и разума"[149]
. Но тотчас же его вновь настигает беспокойство: "Не забудьте, - пишет он своим читателям, - что вам надо сражаться против лиги деспотов и расстроить заговоры еще более опасных врагов, пребывающих в вашем лоне"[150]. 10 августа не было работой одного дня…Журналист или публицист?
Первая статья "Защитника Конституции", озаглавленная "Изложение моих принципов", ясно говорит о характере периодического издания, выпускаемого Робеспьером. Это не информационная газета, а газета для общественного мнения; Неподкупный выражает свои мысли. Он обращается к публике, как он делал это в Учредительном собрании, перед враждебно настроенными депутатами и перед дружественными трибунами, как он делал это и в Якобинском клубе. Он пишет от первого лица: "
Если Робеспьер пишет, то это потому, что война изменила обстановку; в Якобинском клубе она сделала его обвинения против бриссотинцев сложными и отчасти неуместными, неприемлемыми, неприятными для слуха. Заседание 27 апреля показывает ему это. Его ответ Бриссо и Гаде, которые двумя днями ранее живо разоблачали виновников "разделения", не произвёл ожидаемого эффекта. Конечно, формулировки возбудили энтузиазм трибун, а общество постановило напечатать его речь; но он раздражал и беспокоил даже собственных соратников. 29 апреля, его друг Петион пишет ему о страхе раскола клуба. Тем же вечером, после того, как этот последний потребовал, чтобы общество перешло к порядку дня о личных ссорах, Робеспьер поднимается на трибуну для протеста; тщетно: ему мешают высказаться. На следующий день он добивается того, чтобы взять слово: "Мой голос заглушают. Кто захочет теперь взять на себя защиту дела народа?" В редкостной суматохе его многократно прерывают, и он не может закончить. Пресса также показывает себя критично настроенной, приписывая возможный раскол якобинцев его упрямству и тщеславию, тогда как война уже началась. И всё же, Робеспьер не хочет отступать. В клубе он сохраняет многочисленных сторонников; но достаточно ли этого? Если он основывает "Защитника Конституции", то для того, чтобы обеспечить себе полную свободу слова и открыть новый фронт; к тому же, в первом номере он публикует свой ответ Бриссо и Гаде.
До конца августа 1792 г., почти каждую неделю, Робеспьер отправляет своим подписчикам от сорока восьми до шестидесяти четырёх страниц небольшого