Родина

Вокзал появился внезапно… площади как таковой перед вокзалом и не было — просто уширение улицы, посреди него — забор… там дальше, в темноте угадывался тяжелый кран… кажется, тут что-то строили до того, как началась война. Все здания в том числе и вокзал — выгорели дотла, крыш нигде нет — все разбито артиллерией. На входе на площадь — две сгоревшие БМП, стоят нос к носу. Ни наших, ни духов не видно — первые уже вышли или были полностью разбиты, у вторых — не было ни сил ни смысла занимать опустевшую площадь с разбитыми зданиями на ней. Пожаров тоже не было — все что могло сгореть, сгорело…

Молча — они понимали, что любое слово по-русски может стать началом конца — прикрывая друг друга, они перебрались к зданию вокзала. Само здание изнутри выгорело дотла, но его разбила не артиллерия — а десятки попаданий гранатометов…

На путях — картина открывалась еще более жуткая… там почему-то видно было лучше несмотря на ночь… Искореженные пути, отброшенные взрывами вагоны… одна цистерна стояла, поставленная на попа, другая — была разорвана пополам. Нельзя было ступить, чтобы не напороться на осколок или обломок чего-то. Скорее всего, после того как наши ушли отсюда — артиллерия, до этого ставившая огневую завесу, перенесла огонь на сам вокзал и его окрестности и била, пока тут ничего живого не осталось…

Ловить здесь было нечего. Вдали — что-то протяжно грохнуло — и они без слов приняли решение: идти на звуки боя. Там, где воюют — там наши.

Динамо потянул Брата за рукав, показал на сам вокзал — зайти, посмотреть, нельзя ли там чем разжиться.

Но внутри ничего не было. Только гильзы — их было так много, что они в некоторых местах лежали сплошным ковром.

Выбрались на площадь, и только хотели уходить — как раздался рокот дизеля… не Урал, но что-то серьезное. Сверкнули — и тут же погасли фары…

Со стороны незаконченной стройки тоже обозначилось движение… их могли покосить очередями в упор. Они только что прошлись по лезвию бритвы…

Замерев у стылого бетона — они вслушивались в каждое движение за забором…

— Мух ду обстановк?

— Шадерик то’ар долш ду.[2]

Рука Брата — сама собой потянулась к гранате. Палец — выдернул кольцо «эфки». За забор… вот так…

— Ай, граната! — крикнул кто-то по-русски.

Глухой, трескучий взрыв разорвал ночь.

— Дурак! — Брат рванул его за бушлат, и они, оскальзываясь в грязи, побежали прочь. Вслед — ударили очереди…

* * *

Истинный масштаб постигшей нас катастрофы стал понятен только утром второго января нового 1995 года.

Группировки Юг и Восток — остановлены, не достигнув цели и не продвигаются вперед. Группировки Север и Северо-Восток сражаются в окружении, неся тяжелейшие потери. В майкопской бригаде — к этому времени из четырехсот сорока человек личного состава погибло сто восемьдесят, потеряно четыре пятых техники. У восемьдесят первой — потери не меньшие. Как потом узнают — на этом направлении боевики сосредоточили три с половиной тысячи боевиков. Командование других группировок — не хотело, а наверное — уже и не могло наступать, чтобы облегчить положение Севера.

Командование пыталось помочь, направив на деблокирование сначала десантников, потом танки. И те и другие — откатились с тяжелыми потерями. Только второго числа часть блокированных на вокзале — удалось вывести отряду спецназа ГРУ, при этом большая часть отряда и его командир — погибли.

Другая группа, в составе которой был и комбриг, полковник Савин — приняла решение прорываться в другом направлении. При прорыве — техника была подбита, остатки группы — пытались вывезти полковника, к тому времени тяжело раненого на трофейном автомобиле, но не смогли. Полковник Савин и все кто с ним прорывался — или погибли, или попали в плен.