Родина

По утрам на теоретических занятиях Хосе Мари обычно помирал со скуки. Исподтишка он то и дело поглядывал на свои часы и прикидывал, сколько осталось до обеда. Учеба никогда не давалась ему легко. Еще маленьким, в школе, он не умел сосредоточиться. То же самое случалось на занятиях по военному делу, зато после обеда они переходили к практике, им в руки давали оружие, и вот тогда – тогда он буквально оживал и как будто возвращался в старые времена, когда вместе с друзьями шел на карьер, чтобы испробовать бутылки с зажигательной смесью, подрывные шашки и зажигательные гранаты. Тут он чувствовал себя как рыба в воде, это было по нему – действие, движение, а не скукотища по теории взрывчатых веществ, от которой он сразу сникал.

Они с Пачо тренировались – собирали и разбирали оружие. Научились изготавливать смертоносные ловушки и машины-бомбы. Что еще? Собирали часовые механизмы. Потом устраивали взрыв в металлической бочке с песком. Их обучали всему, что касается тайников и бункеров, обучали вскрывать замки в машинах. Инструктор постоянно твердил о мерах безопасности – мол, действовать нужно с предельной осторожностью, очень внимательно и так далее. Объяснял, как они должны вести себя в случае ареста. Занятия по стрельбе ограничились одним днем, и стреляли они только из пистолета, потому что французская полиция с некоторых пор стала такие вещи ловко отслеживать. Теперь было не так, как несколько лет назад, когда можно было пойти в ближайший лес и пострелять вволю. К немалому огорчению Хосе Мари. Ведь больше всего на свете он любил стрельбу по цели.

Однажды он поцеловал рукоятку браунинга со словами:

– Для меня это лучше, чем трахаться.

Чем рассмешил окружающих. Эти придурки решили, что он пошутил.

Инструктор:

– Ну нет, парень, одно другого не заменит.

В последнюю ночь, проведенную в том доме, Хосе Мари не мог заснуть. Разные мысли, эхо от недавних выстрелов, свистящее дыхание Пачо. И вдруг Хосе Мари начал разговаривать сам с собой. Шепотом? Да нет, в полный голос, как будто вел беседу с кем-то другим. Третий час ночи. Ему казалось, что он целится из пистолета, но на сей раз вовсе не в бумажную мишень. Сосед проснулся. Спросил в темноте:

– Чего это ты разговорился?

– Интересно, кто в ЭТА установил рекорд по казням?

– Почем мне знать. Может, Де Хуана, а может, кто из группы “Мадрид”.

– А ты не слышал, убил кто-нибудь из них больше пятидесяти человек?

– Ты что, совсем спятил? Глянь на время, нам через несколько часов отваливать отсюда.

Лежа в темноте, они несколько минут помолчали. Потом Пачо опять начал издавать носом звук, который так бесил Хосе Мари. И внезапно тот заявил:

– За смерть Хокина государство заплатит большой кровью. Я поубиваю их столько, что когда-нибудь попаду в книги по истории как самый кровавый боец ЭТА.

– Мать твою, да заткнись ты наконец.

– Мой друг стоит не меньше ста покойников. И я буду вести им счет. Каждый раз, как шлепну кого-то, поставлю черточку в тетрадке.

– Это значит, что ты воспринимаешь вооруженную борьбу с позиций личных интересов.

– А тебе-то, подлюге, что за дело? Лучше научись дышать как следует, когда дрыхнешь.

79. Прикосновение медузы

Кажется, на улице было холоднее, чем предполагал Хосе Мари, прежде чем они тронулись в путь, хотя с точностью он определить не мог, поскольку они с Пачо ехали, согнувшись в три погибели и уткнув лица в колени – чтобы ничего не видеть и ничего не знать, – туда, где их ждал командир или один из командиров. Когда встретивший их человек сказал, что должен отвезти обоих к руководству, они подумали о Тернере[87], но в том доме в Бордо – или в окрестностях Бордо, или невесть где еще – увидели Пакито[88].

Именно с этим связано упоминание о холодной погоде. С чем конкретно? А с тем, что, когда Хосе Мари стоял перед командиром, у которого на лице застыла мертвая улыбка, а глаза были как у начавшей тухнуть рыбы, он почувствовал озноб, и в голове у него мелькнуло: черт, надо было надеть свитер. Ощущение было точно таким же, как когда ты идешь по супермаркету, поворачиваешь к отделу замороженных продуктов и тебя застает врасплох резкое понижение температуры. Окно было закрыто, и Хосе Мари вдруг показалось, будто холод исходит от этого человека, который, хоть и занимал в организации высокое положение, встретил их с какой-то показной застенчивостью.

Или, может, это были лишь фантазии Хосе Мари, порожденные опасливым восторгом, какой чувствует новобранец, стоя перед ветераном вооруженной борьбы со столь же темным, сколь и кровавым прошлым. Про него говорили, что он убил Пертура[89], а также приказал казнить Йойес[90] в Ордисии и взорвать казарму в Сарагосе, хотя в здании находились и дети. Пакито протянул руку Пачо, а меня просто потрепал по плечу, и мне это напомнило прикосновение медузы. Таким образом он благословил нас – мы стали полноправными членами ЭТА. Но в нем самом ничего не переменилось – та же застывшая улыбка, те же мутные рыбьи глаза.

Он предложил им сесть на диван.

– Это ты играл раньше в гандбол?