Родька

— Что тебе надо от него, слушай? Видишь, человек работает! — Шамиль не подошел, а прямо-таки подлетел к ней. Лицо в масляных пятнах, в одной руке тряпка, в другой гаечный ключ.

— Не трогай меня! — сказала Лена. — Я хочу с ним поговорить.

— О чем тебе говорить? И так все знают, что у тебя нет совести. Такая молодая, слушай, и такая бесстыжая! Последний раз говорю — ты уйдешь?!

— Нет!

— Уу! А-аа! — Шамиль швырнул на пол тряпку и окатил меня за плечо. — Поговори, поговори с ней! Нет, ты поговори! Ха-ха-ха! — Он угрожающе засмеялся. — А вечером я тебе все расскажу, и ты поймешь. Ты увидишь, ты умный.

Мы пошли с Леной в курилку, и она сразу же стала открывать мне глаза. Оказывается, Шамиль человек страшный. Мы его совсем не знаем. На людях одно, а дома совсем другое.

— Вот! — Она закатала рукав своего платья, показала синяк и заревела. Вот как он хватает ее за руку. Ни на танцы с девчонками пойти, ни в компанию. Сам не хочет и ее привязал. Сроду она не видела такой ревности — ни в кино, ни даже в театре. Разве это виданное дело, чтобы вот так, ни за здорово живешь, взять да и спрятать ее лучшее платье под замок? Есть у нее одно такое. Правда, сильное мини.

— Не модно же, — сказал я. — Чего тебе сохнуть на эту тему?

— Ну и пусть не модно. А ты видел, какие у меня ноги? Лицо так себе, а фигура классная, особенно нижняя половина. Это все говорят… Ни с парнем каким остановиться, ни с мужиком даже! Он и зарезать может. Вот так ночью возьмет…

Короче, Лена не хотела быть восточной женщиной. Паранджи еще только не хватало! И это сейчас так, когда они даже не расписаны. А дальше что? Вот ты подумал, что будет дальше?

— Слушай, а ты его отрави, — сказал я. — Лучше всего мышьяком. Подсыпь ему вечерком в харчо. Ты ему харчо варишь?

— Да ну! — Она махнула рукой. — Я с тобой как с человеком…

Я пошел к своему станку, и она пошла за мной:

— Я ведь о чем говорю…

— И я о том же. Будешь вдовой. Прекрасно. Гуляй — не хочу! — Лена заплакала. — Странная ты девка, — сказал я. — Тебе разве можно волю давать? Ну подумай своей головой. Ты ж ему в два счета рога наставишь.

— Так уж в два… И все равно не пойду я за него.

— Правильно, не ходи.

— Да?

— Да!

— Легко тебе говорить. А за кого? За киряльщика какого-нибудь? Вон Тонька — моложе меня. А что с ней стало за один только год? Старуха. А Шамиль в этом смысле хороший. И любит меня…

— А что, разве это важно?

— Да ну тебя совсем!

— Вот и договорились. А что касается твоей нижней красоты, так это ты только ему показывай. Ты ж теперь уже не девица на выданье, а женщина. Понимаешь — будущая мать. Ладно, иди. Надоела.

— Вообще-то я, конечно, понимаю. — Лена закручинилась. — Но ты все-таки поговори с ним. А?

— Поговорю.

Шамиль поймал меня после смены. Уже за проходной.

— Я на ней не женюсь, слушай!

— Правильно.

— Я на ней никогда не женюсь!

— Правильно. Никогда.

— Издеваешься? — Шамиль схватил меня за рукав. — Опять издеваешься! Я тебе еще ничего не сказал.

— А я все знаю.

— Знаешь? Тогда скажи мне, если ты все знаешь, почему ваши женщины такие? Почему совести нет? Почему нет стыда?

— А ты ее отрави.

— Что?

— Мышьяком. А потом забальзамируй. На мертвую на нее никто глаз не положит.

— Но зачем, зачем?

— Что — зачем?

— Глаз на нее класть зачем?

— А зачем ты сюда жениться приехал? Женился бы там на своей горянке. Ваши женщины хорошие. Стыда и совести у них навалом!

— Но я ведь ее люблю. Люблю!

— Ну вот и договорились. Но тогда уж терпи. Ты ведь полюбил ее такую, как она есть. Зачем же ты ее переделываешь? Синяки. Шмотки зачем-то запер. Ты пойми, из нее восточная женщина все равно не получится. Короче говоря, вот тебе мой совет: отдай ты ей для начала это платье.

— Никогда!

— Ну смотри, тебе видней.

— Никогда! — крикнул Шамиль. — Я лучше его порву. Я сожгу. Понятно?

— Сожги, сожги. — И я пошел.

— Подожди! — Шамиль пошел следом. — Давай поговорим три минуты. Две!.. Слушай, я тебя ненавижу! — Он затопал ногами. — Я тебя презираю! Я думал, ты мне друг…

— Правильно думал. Только сегодня мне некогда. Извини.

И я прибавил шагу.

…Водку пить не хотелось, — хватит с меня той эпопеи перед вытрезвителем… Пока подходила очередь в винном отделе, я шарил глазами по витрине. Все дрянь. Разве что ликер? Я взял бутылку. Потом спохватился и взял еще одну.

Хорошо, что он зеленый, думал я. И хорошо, что сладкий. Все-таки сходство с ментовкой. Покрепче, правда, сорок градусов. Но в данном случае и это хорошо. Мало ли что, а вдруг градус на градус, простуда пройдет. И чего она привязалась ко мне? Со вчера до него дня даже в боку болит.

— Привет!

— Угу!..

При виде двух моих бутылок папа хмыкнул и прибавил звук в телевизоре. Но так, чуть-чуть. Слова все равно разобрать было невозможно. Шла какая-то передача из жизни микробов.

— Пирушка? Мог бы спросить у меня, — сказал он, — посоветоваться. В принципе я не против. — Он налил себе рюмку. Выпил. — Но, когда будешь приглашать гостей, ты все-таки предупреди заранее. Я могу в кино пойти. Или так погуляю.

— Я предупрежу тебя за неделю. Письменно.

— Можно и устно. И лучше дня за два. А то я забуду.

— Хорошо. Договорились.