Родная окраина

— Шлюха! — выругалась Сякина ей вдогонку. — Врет, уедет. Сбежит сама!.. Гришанов, тебе ответственное поручение. Завтра собери партком и поставь вопрос о ее поведении. Квалифицировать — как моральное разложение, недостойное поведение в быту и так далее. Как умышленное желание скомпрометировать Героя Социалистического Труда… Вынести взыскание, вывести из состава парткома и рекомендовать правлению вывести ее из состава правления колхоза и снять с должности бригадира. Создать вокруг нее общественное мнение. Убежит! Сама убежит! Подойти к этому делу со всей серьезностью — задание райкома. Бамбизова надо оградить и спасти от падения. Я помогу тебе.

Операцию эту провернули в пять дней. Кроме парткома и правления, Конюхова была заклеймена на общих бригадных собраниях. В каждом доме теперь только и разговору, что о Конюховой. А в доме самой Конюховой каждый вечер муж смертным боем бьет ее. И наконец, устав от битья и позора, уехал куда глаза глядят. Конюхову отвезли в больницу, детей приютили ее родственники, а дом заколотили.

Сякина возвратилась в райком ни с чем.

Узнал об этом Потапов тут же по приезде от самой Сякиной, возмутился. А что толку? Знал ведь ее — зачем же поручал? Да не поручал он, просто разговор такой состоялся, и все… Но разве докажешь. Ах, как все некстати! Так сошлись они с Бамбизовым за время поездки, сдружились, на вокзале расстались хорошо. Сел он в свой «газик» веселый, окрыленный, пригласил приезжать в гости. А тут такое… Вот уж эти услужливые дураки…

Крутит Виктор баранку, везет домой председателя, посматривает на него. Посвежел, будто на курорте был. Морщинки у глаз расправились. Подмывает Виктора рассказать ему о случившемся, но сдерживается: не здесь, не теперь, не при Ольге Тихоновне. Тоже зачем-то поехала на вокзал встречать, а сама всю дорогу молчит.

— Уборку начали?

— Начали, — коротко ответил Виктор.

— Что с тобой? Ты больной или обидел кто? — удивился Бамбизов.

— Нет.

— Странно! — Бамбизов взглянул на жену — может, она ловчее сумеет подступиться к парню. Но та, будто не поняла мужа, промолчала.

При въезде в село Бамбизов вышел из машины.

— Поезжайте домой, а я пройдусь пешком. Огородами, берегом — соскучился! — И он сбежал по крутой узкой тропке на «терраску» вдоль берега — остатки от противотанкового укрепления. Продрался сквозь высокие заросли крапивы, похожей на коноплю, выросшей на хорошо сдобренной почве. Ее осемененные верхушки качались над головой, и Бамбизов подивился такому буйному росту: «Ишь вымахала! Добро бы путное что росло». Густой, распаренный солнцем запах крапивы стоял здесь плотной завесой. Но сквозь него откуда-то пробивался нежный, освежающий медовый аромат. «Неужели таволга до сих пор не отцвела?» И он спустился еще ниже, уже без тропки почти к самой воде. Черные метелки отцветшей таволги покойно дозревали на высоких зеленых стеблях. Поодаль от нее буйствовал яркий иван-чай. «Отцвела таволга…» — с грустью подумал Бамбизов: «Но откуда же запах?» И тут он приметил в самом низу несколько запоздалых цветов. Их метелки были корявы и разлаписты, стебли коротки и кривы. Бамбизов сорвал один цветок и, выбравшись на чистое место, резко встряхнул им. Желтая пыльца и белые мелкие лепестки повисли в воздухе маленьким облачком. Он положил цветок на ладони, уткнулся в него лицом и долго втягивал в себя медовый запах.«Ух, как хорошо!» И пошел, помахивая цветком и время от времени припадая к нему и восхищаясь.

Где-то за плотиной работал трактор. Он то надрывался, силясь сдвинуть что-то непомерно тяжелое, то отступал, успокаивался, почти совсем затихал, а потом снова остервенело рычал. Поднявшись на плотину, Бамбизов увидел бульдозер. Он ползал по дну оврага, ровнял водосток и подгребал землю к дорожной насыпи.

Присел на крутояре под березкой. Отсюда было далеко видно. Снизу несло влажной прохладой развороченной земли. Свежестью весенней борозды пахнуло на Бамбизова, и тоскливо вдруг заныло сердце от этого напоминания: в воздухе-то уже слышалось первое дыхание осени. Она успела набросить свой пестрый наряд на деревню — позолотила березки и липы, окунула в пурпурный раствор кусты боярышника, коричневой подпалиной раскрасила дубы. И только в палисадниках буйствует лето: догорают ярким пламенем запоздалые георгины, гладиолусы, полыхают разноцветные астры.

Тихо, тепло, солнечно. Пахнет опавшей листвой («Уже! Боже мой, как коротко лето!»), из соседнего сада тянет терпким яблочным настоем. В чистой воде отражаются деревья и высокое безоблачное небо, и от этого пруд кажется глубоким, бездонным. На далеком пригорке по блестящему зеленому бархату травы бегают ребятишки. Белая коза на привязи шарахается от них то в одну, то в другую сторону. Но ребята так увлечены игрой, что даже не замечают близкого соседства мечущегося в испуге животного, пока кто-то из мальчишек случайно не наскочил на козу и не упал на нее… Поднялся общий хохот, и после этого та игра уже не возобновилась, ребята занялись чем-то другим, сбившись в плотную кучу. Наверное, в руки попала интересная находка…