Родная речь, или Не последний русский. Захар Прилепин: комментарии и наблюдения

В 1994 году Леонид Леонов издал свой последний роман «Пирамида», вышедший в не самое удачное время для литературы: падали журнальные и книжные тиражи, и оценить роман по достоинству было практически некому. «Пирамида» имеет подзаголовок «роман-наваждение» и начинается с двух тем, волновавших писателя: присутствие Бога в нашем мире и Россия в пору великого социального эксперимента.

Леонов рассказал однажды, что импульсом к последнему варианту написания «Пирамиды» стал вопрос: «Может ли человек обвинять Бога?». Думается, это вопрос так или иначе волновал или волнует всех мыслящих людей. И Леонов не исключение. Роман-игра, роман-обманка, наваждение — самая большая игра, которую оставил нам в наследство Леонов.

Прилепин старается описывать классика беспристрастно, показывая не только плотность его текстов, прозрения и удачи, но и его некоторые «прогибы» перед властью, невнимание к семье, творческую ревность по отношению к другим писателям… Безусловно, Леонов, в исполнении Прилепина, является человеком неоднозначным, сочетающим в себе «орденоносный, монументальный совпис» и трагичность умнейшего писателя, загадывающего загадки своими многоуровневыми сочинениями. В общем, книга получилась прелюбопытнейшая, отражающая метафизические пророчества Леонова, его еретические трактовки отношений Бога и человека, его предвидение последствий эксперимента с «перестройкой».

«Чёрная обезьяна». Роман

Лиза Новикова

журналист, критик [ «Infox.ru», 20.04.2011]

В романе Захара Прилепина «Чёрная обезьяна» герой узнаёт о массовом убийстве в городе Велемире: единственный свидетель видел «нескольких недоростков, которым на вид не было и десяти лет».

Но это не роман-расследование. И преступление, и наказание герой находит в самом себе.

Захар Прилепин вновь демонстрирует своё умение выстраивать эффектные сцены. Его первый роман «Патологии» начинался с душераздирающей картины: герой едет в маршрутке с маленьким сыном, думает о нём всяческие нежности, и вдруг маршрутка падает с моста. Написано было зримо, удар по читательским нервам запоминался надолго. В «Саньке» кульминационной сценой стали похороны отца: герой сам волок гроб по лесу, и это тоже был саспенс. В «Чёрной обезьяне» нас тоже ждёт несколько подобных сцен-аттракционов. Одна, батальная, изображает взятие некоего города многочисленным племенем низкорослых воинов. В другой, африканской, смакуются описания жестокостей, которые сотворили со взводом «голубых касок» группа накачанных наркотиками подростков. Обе вставные новеллы объединены фигурой главного героя, журналиста и писателя, побывавшего в секретной лаборатории, где рядом со взрослыми душегубами содержатся «опасные дети»: «Наши специалисты уверяют, что… они более опасны, чем те, кого мы видели до сих пор».

Мотив ответственности за детей переплетается в романе с темой хождения во власть. Неприятный знакомый по фамилии Слатитцев уже там, во власти, а сам герой всего только раз пользуется временной благосклонностью вельможи Шарова. Журналист-писатель подсказывает правителю, как, на его взгляд, звучат сейчас народные чаяния: «Кто-нибудь пришёл, да и убил бы нас всех». А тот, ради извращённой забавы, позволяет сравнить подростков из взращённого властью молодёжного движения с монстрами…

Майя Кучерская

писатель, литературовед, педагог [ «Ведомости», 19.04.2011]

Под обложкой с провокативным названием мы не найдём, однако, никакой националистической чернухи.

Нет, «чёрная обезьяна» — это вовсе не грязная, дурно пахнущая обзывалка, это последняя правда о главном герое книги, успешном писателе, авторе политических романов, журналисте и, кажется, полном подонке.

Кажется — потому что нерв этого текста бьётся — не исключено, что вопреки замыслу — вовсе не в теме, не в структуре, а в отношениях героя и автора. Мучительных, насквозь больных.

Прилепин очевидно хотел написать историю о мерзком типе, который никому ничего никогда не сделал хорошего. Наоборот. Довёл до сумасшествия жену. По сути, предал собственных детей. К людям относится как к материалу для будущих книг — не понимая, что созданы они вовсе не для удовлетворения его желаний или любопытства, будь то проститутка с площади трёх вокзалов или очередная пассия.

Но подонок у Прилепина не получился — слишком уж тонко его герой чувствует, слишком виновато и нежно любит собственных детей, маленьких сына и дочку, как и всякую живность, лягушек, рыбок, собак и вообще жизнь, слишком сочувствует миру, особенно униженным и оскорблённым его представителям.

Так что получился вовсе не мерзавец — скорее, задумавшийся наконец над своей жизнью пацан, и этим раздавленный. Получился человек разорванный и потерянный.

Недаром и начинается роман с красивого фрагмента как раз об этом: