Он поднимался по берегу, заглядывал под ель, сразу узрел копье с отличным наконечником, осмотрел шалашик из еловых лап, заглянул в пустой котел, залатанный куском ветки, повернулся к Спиридону.
– Заблукал[359]
?Спиридон кивнул.
– С кем-то бысть?.. Идеже яны?.. Нема? Уйшли? Ай, сгибли? Сгибли?.. Кхма, кхма… Яко сгибли?..
Спиридон пытался изобразить бера Волохатого, делал свирепые рожи, загибал руки. Мужик уразумел, кивнул.
– Потапыч задрал… Кхма… Скольких? Однова? Ни? Двух? Двух?.. Ишь оно якоже… И давно блукаешь? Сколь?.. Покажь.
Спиридон показывал палец, второй, третий, четвертый… да сбился, пожал плечами.
– Откудова? Со Ржевки?.. Ни?.. С Солодовничей?.. Ни? Кхма… Никак с Былёва? Ни-и?.. Да неужто с Хотшина?.. Али со Жбачева?.. Ни? Ни?!. Эк!.. С откудова же? Не с Тфери? – Он почесал затылок, сдвинув шапку на низкий темный лоб. – Тады… с Лук? Со Сверковых тех Лук да на Днепре?.. Ни?
Мужик глядел на Спиридона, качая головой, загибал-разгибал пальцы, перечисляя некие веси, что бысть ему ведомы. Наконец, устав, брякнул про Смоленск, и тут Спиридон закивал.
– Вона яко… – протянул мужик, дивлясь. – Эвон куды занесла нелегкая. Тута зверь за кажным древом. Одному несподручно, да без лука али… Но копьецо у тобе ключимое, ключимое… И сам ты, отроче, ключимый, ключимый… токмо заворзопался зело, охудал. Дак и што ж! Словесами не насытишься. Ладь костер-то.
А Спиридон готов был слушать и слушать ту речь, и чуял, как слова-то вкусны, и сам хотел бы молвить… Мужик пошел к однодеревке, тяжело шагая, раскорякой. А Спиридон, очнувшись, принялся ломать веточки еловые, колупать смолу, на мох начал вышибать искру. Мужик ощипывал утку. Увидев, как Спиридон ломает об колено сук, вынул из однодеревки топор и, взмахнув рукой, легко бросил его да вогнал неглубоко в ель.
– Держи-ко!
Спиридон взял топор и отошел дальше, начал рубить сухие елочки.
– Ни! – крикнул мужик. – Ты давай олешину али лещину, копоти менее. Утку изжарим.
Ощипав утку, мужик оглядел ее, помыслил чуть и взялся за другую. Спиридон тем временем отыскал сухую лещину и завалил ее, отсек ветки, потом порубил. Мужик насадил ощипанных уток на сырую палку и положил ее на рогульки.
– Ага, – пробормотал он, – токмо и ворочай…
Посмотрел, щурясь, на Спиридона.
– Эге, со Смоленску… На однодеревке шли али яко?.. На однодеревке?.. Мм… А якая надобность-то? Взняти[360]
по Днепру?.. Не по наущению княжескому али там… тиуна? Ни?.. Хто жа бысть тые заеденные бером-то?.. Ловитчики? Бортники?Спиридон не ведал, что и отвечать. Мухояр бысть бортником. И он кивнул.
– Бортники? – подивился мужик. – В такую-то даль? Неужли коло Смоленску и лесу нетути? Порубили?.. Али чиво?.. – Мужик поскреб щеку, щурясь от дыма. – Дивий ты, малец… Темнишь чего-то. Будут ли бортники в дебрь таку влазить?
Мужик цепко оглядывал Спиридона.
– А не мнихи то бысть? Ни?.. Сам хрещеный?.. Ни?.. Со Смоленску, и нехристь? – не поверил мужик.
Спиридон зачем-то врал, кивал. Мужик качнул головой, засопел вроде как довольно, но ничего не молвил. Спиридон, отворачиваясь, чуял на себе его взгляд, будто те черные жуки и перебирали мохнатыми цепкими лапками его власы, шею, руки.
Спиридону не терпелось вызнать, откуда сам этот ловитчик, куда бежит та река, в каких краях они сидят-то? Он оборачивался, и те жуки тут же цапались за его глаза, повисали на ресницах. И как-то не по себе ему деялось. Вот вроде и радость – человек, а уже и туга какая-то неясная? И морока. Едину-то все как-то понятнее бысть. Се – река, се – древо, се – огнь, а там зверь, птица, рыба, и ты хитришь с имя, то уходишь, то… А рыба-то? Спиридон спустился к воде. Хотел скинуть порты, но вдруг раздумал, при чужом-то человеке. И вошел в воду прямо в портах, поднял морду, вернулся на берег, вытряс двух голавлей да несколько плотвиц.
– А! Рыбицу споймал, – молвил мужик.
Спиридон радостно кивнул, сияя васильковыми глазами. И тут же почуял, как на ресницах-то жуки обвисли. Даже сморгнул и нечаянно мотнул головой, будто стряхивая.
– Ты ее оставь покуда, пущай проклаждаитца, – рек мужик.
И Спиридон сунул внутрь морды камень, перевернул ее вверх раструбом и опустил в воду близ берега. Рыба там забултыхалась и опрокинула морду. Тогда Спиридон, досадуя на неудачу, наполнил котел водою и пустил туда всю рыбу.
А от костра шла чудная воня. У Спиридона уже и слюнки текли. Мужик вынул свой нож и ткнул в одну утку, в другую.
– Ай, будя!..