Родник Олафа

И каким простором синим веяло! Там дальше угадывалась большая вода. Кричали чайки. Спиридон-то большой воды в жизни своей еще и не зрел. И теперь вытягивал шею, заглядывал, схватив раздуваемые сильным ветром волосы в кулак, чтоб не мешали.

Наконец появились Сньольв и Скари и позади Ёфур. Сньольв хмурился. Взошел на ладью. А Скари с Ёфуром оставались на бреге. Из одрины вышел и молодой мытник Лобода Самочерной. Он тоже взошел на ладью Сньольва, чтобы посмотреть товар. А на другую взошел светлый курносый мужик. И Скари с Ёфуром тоже поднялись. Прошло некоторое время, и вдруг первая ладья отчалила, за нею и другая, ударили весла. Раздался крик. Курносый мужик бросил смотреть шелк в тюке, оглянулся и, разом сообразив, прыгнул за борт. А Лобода Самочерной еще оставался на первой ладье. Он горячо кричал:

– Не леть! Татьбу вершитя?! – Оглянулся на своих мужиков и свою ладью, хотел крикнуть, да не успел.

Ёфур схватил его и швырнул в воду.

Варяги сильно гребли, налегали, так что за ладьями вихрилась вода, будто тянулись длинные драконьи хвосты. Первый мужик уже выбрался на берег, а Лобода Самочерной еще плыл. Его мужики бежали в ладью, отчаливали… Но ладьи варягов уже рассекали волны озерной шири. И по команде расправились паруса да подхватили ветер, дувший из трубы Волги. И враз стало ясно, что нашим варягов не догнать. На ладье хотшинских не было паруса. А ежели бы и нагнали… тем было бы для них хуже. Это Спиридон хорошо понимал.

Он все оглядывался, ловя взгляд Скари для-ради объяснения. И наконец тот сказал:

– Они хотели изрядного. Не одних гривен, но и шелков для своих жёнок. Жадён Лобода Самочерной…

Спиридон смотрел назад. Там уже далеко болталась на волнах ладья мытников.

А вокруг синели волны, рассыпая сотни крошечных солнц, далеко расходились берега с лесами, и ветер напружинивал ткань паруса так сильно, что ладья уже кренилась. Она шла, подпрыгивая на волнах, ударяясь днищем. И Спиридон уже позабыл обо всем, о мытниках из Хотшина, о драке варяга с варягом, о блуждающей где-то рати того Святослава Ольговича, что сидел в смядынском порубе, а теперь мстил Ростиславу, пустоша северные пределы княжества. Какие половцы?! Ладьи летели как птицы. И теперь Спиридон ведал эту радость мореходца, хоть и шли ладьи по озеру.

8

Неизвестно, снарядил ли молодой тот мытник Лобода Самочерной погоню. Под вечер ладьи ушли от основного направления влево, в глухое озеро, заблудились да там и остановились на ночь. А утром отчалили и пошли обратно. Спиридон мыслил, что ежели б не обошлись так с мытником, он дал бы проводника небось. Но варяги уже взяли верное направление и узкой горловиной прошли дальше, в озерный простор.

Узрели рыбаря на однодеревке. Скари окликнул его громко, прошал о Женни Великой. Рыбарь, весь какой-то белесый, выгоревший на волжском солнце и ветру, отвечал, что плыть надо на закат солнца, но поспеть можно много раньше, до Женни той Великой всего-то поприщ двадцать, не более.

И ладьи устремились туда. Через некоторое время снова вошли в горловину, а дальше опять раскинулось озеро. И уже в полдень они увидели на берегу одрины и дымы Женни Великой.

Спиридон слышал от отца это название и теперь жадно глядел. Ему-то со слов отца чудилось здесь что-то дивно-необычное. А это была еще одна огромная весь, лежавшая в заливе, прямо у воды и до зеленой подковы лесов. У столбов возле берега качалось множество однодеревок, больших и малых, стояли ладьи. И возвышалась повалуша[367], обнесенная тыном, обмазанным глиной, как и в Вержавске. С нее уж давно видели ладьи, идущие под парусами. Ветер на озере и сегодня задувал.

Спиридон гадал, как тут-то поведут себя эти варяги. В Хотшине, видно, мытник токмо за дела принялся, не обвык, молод зело.

В Женни Великой бысть причал, яко в Смядынской бухте и возле стен Смоленска. К нему с обеих сторон и встали плотно обе ладьи. Обвязали столбы толстыми веревками. На берегу уже похаживали мужики в кожаных бронях, шишаках, при мечах на поясе, с копьями. Первым на пристань ступили Ёфур, Сньольв, Скари и еще один рыжий варяг по имени Кормак. Огненные усы у него свешивались чуть ли не до груди. Доски под ними скрипели. Медленно они выходили на берег. Остальным ладьи не велено было покидать. И все сидели наготове – могли тут же похватать топоры и щиты и кинуться на берег али, наоборот, ударить веслами и уйти в озерный простор. Но тогда как попасть на Дюну? Дюну, ведущую к родному морю Варяжскому. Хотя, как уже выведал Спиридон, бысть и другой путь: по той Вазузе, где его спасли варяги, нечаянно туда поднявшись, и далее в верховья, а там большой волок на Днепр; оттуда до Смоленску и чуть ниже, и снова волок – на Касплю; а по Каспле уже и до Дюны.