Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия

Когда он развязал письмо Лейли,
Вот что в письме глаза его прочли:
«Во имя вседержителя, чья сила,
Врачуя разум, душу воскресила
Мудрейшего из мудрых, кто
знаком
И с тварей бессловесных языком,
Кто птиц и рыб в своей деснице держит
И семя звезд в ночное небо вержет,
На землю человека ниспослав.
Он есть предвечный обладатель слав,
Он вечно жив и беззакатно ярок,
Вручил он душу каждому в подарок
И целый мир – возможно ль больше дать,
Чем эта световая благодать –
Сокровище его благой порфиры?»
Рассыпав так смарагды и сапфиры,
Лейли затем писала о любви:
«Страдалец! Пусть утрет глаза твои
Мой нежный шелк – слова, что я слагаю.
Я, как в тюрьме, одна изнемогаю,
А ты живешь на воле, мой дружок,
Ты клетку позолоченную сжег.
Благой источник Хызра в царстве горя.
Пусть кровь твоя окрасила нагорья.
В расселины ушла, как сердолик,
К моей свече ты мотыльком приник.
Из-за тебя война пришла на землю,
А ты, онаграм и оленям внемля,
Мишень моих упреков и похвал,
Ты собственное тело разорвал
И пламенем закутался багровым.
А помнишь ли, когда ты был здоровым,
Ты в верности мне вечной поклялся.
Из уст в уста шла повесть наша вся.
Я клятве ранней той не изменяю,
А ты не изменил еще? – не знаю.
Где ты теперь? Чем занят? Чем храним?
Чем увлечен? А я – тобой одним.
Мой муж – я не чета ему, не пара.
Замужество мое – как злая кара.
Я рядом с ним на ложе не спала,
И, сломленная горем, я цела.
Пусть раковину море похоронит,
Ничем алмаз жемчужины не тронет.
Никто печати с клада не сорвет,
Бутона в гуще сада не сорвет.
А муж – пусть он грозит, смеется, плачет!
Когда я без тебя – что он мне значит?
Пускай растет, как лилия, чеснок,
Но из него не вырастет цветок.
Ты ждешь меня. Я бы хотела тоже
С тобой одним шатер делить и ложе.
Но раз с тобою вместе жить нельзя –
Моя ль вина, что я такая вся?
Твой каждый волосок – моя святыня.
Твоя стоянка и твоя пустыня –
Они мой сад, цветущий без конца.
Узнав о смерти твоего отца,
Я саван разорвала и вопила,
Лицо себе царапала и била,
Как будто это умер мой отец.
Так весь обряд исполнив, под конец
Я лишь к тебе прийти не захотела.
Ну что ж, пускай в разлуке гибнет тело,
Зато с тобой душа моя всегда.
Я знаю – велика твоя беда.
В терпении свою награду чуем,
А два-три дня в рабате мы ночуем.
На зимней ветке ночка спит, мертва,
Придет весна – распустится листва.
Не плачь, когда быть одиноким больно.
А я – никто. Я близко – и довольно.
Не плачь, что в одиночестве убог.
Запомни: одиноким близок бог.
Не плачь и об отце своем. Рассейся,
Дождями слез, как облако, не лейся.
Отец в земле, над сыном – солнца свет.
Разбита копь, сверкает самоцвет».
Меджнун, когда он прочитал посланье,
Был, как бутон, раскрывшийся в пыланье
Торжественной полуденной земли.
Он только и сказал: «Лейли, Лейли,
Лейли, Лейли», – и плакал безутешно.
Затем пришел в себя и стал поспешно
Посланнику он ноги лобызать.
И долго ничего не мог сказать.
Как будто не владел людскою речью.
И вдруг воскликнул: «Как же я отвечу,
Когда нет ни бумаги, ни пера!»
Но ведь смекалка у гонцов быстра,
И посланный, раскрыв ларец дорожный,
Вручил перо Меджнуыу осторожно.