Хузайпат заметила, что Хаджимурад не сводит глаз с Шарифат. Однако, боясь обнаружить обиду, держалась веселее обычного. Бабушка Хатун удивлялась и никак не могла себе объяснить, почему Хузайпат сегодня расшалилась. Никогда она не видела свою внучку такой подвижной и шумной. Хатун мысленно сравнивала девушек своего аула и горчоковских со своей внучкой. Хузайпат казалась ей лучше всех. «Хаджимурад просто слепой дурак, не замечает ту, что сулит ему счастье…»
Веселье молодежи навевало на старушку грусть. Она видела: жизнь у девушек теперь совсем другая, чем была в ее молодые годы. У них — полная свобода. Даже замуж выходят за того, кто нравится.
Вот такой ночи, радостной и веселой, никогда не было в жизни Хатун. Она сегодня невольно вспоминала время, когда была влюблена. Именно здесь, на груди этой горы, она увидела впервые молодого джигита и с тех пор за крапивой для пельменей приходила только сюда. Издалека, тайно она смотрела на него и слушала, как печально плачет свирель в его руках… Все это продолжалось недолго. Отец выдал ее замуж за старика. Хатун не осмелилась перечить.
— Смотрите! Какая красота! — крикнула Багжат.
Туман внезапно поднялся, и вся седловина горы окрасилась розовым.
— Старушка распускает белые нитки, — вздохнула Шарифат.
запела Хузайпат.
Песню подхватила Загидат:
Постепенно рассвет проводил по небосводу белой рукой, и одна за другой потухали звезды. И луна бледнела от ревности к светлому рассвету. А розовый красавец сперва сделал привал на вершинах гор, потом соскользнул вниз к долинам. Теперь горы и скалы стояли как бы обнаженные — виден был каждый изгиб, каждая морщинка.
— Ну, смотрите, смотрите все! Какое сегодня необыкновенное утро! — крикнула Багжат.
«Сколько живости в ее глазах», — подумал Хаджимурад и перевел взгляд на Шарифат.
— Мне бы это утро выткать! — воскликнула Шарифат.
— Запечатлеть бы его на камне! — вздохнул Хаджимурад.
Загидат расхохоталась:
— У мастеров разговор особый! Слышите, что они хотят сделать с утром? Одни его берут для ковра, другие для камня!
— Да, у них все по-другому, не как у нас, у простых смертных, — подтвердила Багжат.
— Наверное, Багжат, и у тебя есть свои мечты. Ну будь откровенной! Старики говорят, что, если на рассвете в горах что-нибудь очень захотелось, желание исполнится, — сказал Хаджимурад.
— О чем я мечтаю? — Багжат посмотрела вокруг. — Что мне просить у рассвета? Нет у меня таланта ткать ковры. Нет умения украшать камни узорами. Я мечтаю о другом: выучиться лечить больных, перевязывать раны, как моя мама. Я хотела бы стать таким доктором, чтобы каждая трава, каждый цветок мне кричал: «Я излечиваю от той болезни, а я — лекарство от этой!» Мне кажется, тогда на земле ни одного больного не осталось бы!
«Я даже мечтать не умела так, как наша молодежь. У нее сейчас знания большие. А что понимала я?» — подумала Хатун.
— Ого! Ай да Багжат! — сказал Хаджимурад.
— Она давно хочет быть врачом, — вмешалась Шарифат. — Я помню — она еще в детстве перевязывала и лечила кукол. Потом мы ее называли главным врачом класса. У кого бы что ни болело, обращались к ней!
— Быть врачом — благородное дело, — сказал Хаджимурад. — И красивое. Врачи в белых халатах, как белые голуби.
«Не только сердце девушки, — гранитная гора и та расплавится от его языка, — думал Ибрагим. — Кто я рядом с ним? Молчаливый камень. Все слова прячу в сердце!»
— Вот Багжат и будет белым голубем! — крикнул кто-то.
— Не спешите! — взмолилась Багжат. — Может, я и в институт-то не попаду. Оценки в аттестате у меня не такие уж блестящие!
— Еще есть время на подготовку! Не теряй ни минуты, — посоветовал Гасан.
— И бросай свой мотоцикл! — добавил Хаджимурад.
«Если она бросит мотоцикл, кто же вас будет возить?» — подумал Ибрагим. В нем с новой силой проснулась обида на Багжат. Он украдкой посмотрел на Шарифат. Она сидела на камне и, казалось, ни о чем не думала, любуясь преображающимися под лучами солнца горами и ущельями.
— И тебе надо готовиться, — подошел к ней Хаджимурад.
— Мне, значит, надо, а тебе нет? — с беззлобной насмешкой спросила девушка. — Думаешь, все будет просто — открыл дверь института и вошел!
— Конечно, и мне надо готовиться и… тебе.
— Я не поступаю в институт, и мне безразлично — открыты его двери или закрыты! — отрезала Шарифат.
— Что ты говоришь? — удивился Хаджимурад. — И не будешь пытаться?
— Ты пожалеешь, Шарифат, — Багжат укоризненно покачала головой. — Надо еще подумать…
— Мой институт — станки да нитки, а учителя — опытные ковровщицы.
— Чтобы стать настоящим художником, надо учиться, Шарифат, — сказал Хаджимурад. — Почему бы тебе не поступить в художественный вуз?