Родники рождаются в горах

— Еще чего не хватало. И ночью не хочешь оставить ее в покое, — покачал головой Гусейн. И добавил виновато: — Не хочет дома оставаться — и все. И то правда, тоскливо у нас. Дом теперь, как балкон без подпорки. Никто, видно, не ценит жену, пока жива.

— Наши предки говорили, что отец — гость в семье. Но это не про тебя, Гусейн. Ты берег жену. Она всегда говорила, что грубого слова от тебя не слыхала. Так что тебе не в чем себя упрекнуть.

— Больше всего жалко старших детей, — сказал Гусейн, опуская голову. — Вечером прихожу домой, у Асият глаза красные. Муса даже головы не поднимает: так все вниз и смотрит. Ведь она больше всех детей любила его.

— Что же теперь делать, Гусейн. От судьбы не уйдешь. Время пройдет — дети вырастут…

Сидрат хотела утешить его, но слова выходили какие-то пустые.

Гусейн притянул к себе детей.

— Пора домой. Поздно уж.

— Я шегодня здесь останусь, — решительно заявила Джамиля, высвобождаясь из-под руки отца.

— Золотко мое, я бы тебя оставила. А если меня ночью к больному позовут… Тети Рахимат сегодня нет дома. Ты одна испугаешься.

— Тетя Сидрат должна ночью идти в больницу, — гладя Джамилю по голове, говорил Гусейн… — А на обратном пути она зайдет за тобой. — Он взял ее на руки.

Джамиля помахала рукой:

— Спокойной ночи, тетя Шидлат. Не забудь зайти за мной.

— Хорошо, хорошо. Спи спокойно, золотко мое.

Гусейн оглянулся от дверей.

— Извини нас, Сидрат, — сказал он, — надоели мы тебе. — И вышел.

Сидрат видела из окна, как они шли по дороге. Гусейн с девочкой на руках и рядом, держась за его рукав, Али.

Долго стояла Сидрат у окна. Гусейн и дети уже давно скрылись за поворотом, а она все стояла и смотрела на дорогу. А когда потушила свет и легла, сердце тупо болело. И эта боль напомнила ту, старую, когда она осталась одна с ранеными среди пустого поля с островком жидкого кустарника. И надвигалась ночь.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Двое суток оставалась Сидрат с ранеными в лесу. Нашла ручеек и напоила их. Собрала ягод — покормила. Но долго так продержаться было невозможно.

На третью ночь девушка услышала гул мотора. К счастью, это оказались свои. Из кабинки выглянула женщина в военной гимнастерке. Выслушав сбивчивый рассказ, она что-то сказала шоферу и втроем они пошли к кустарнику.

— Быстро, быстро, — сердито командовала женщина. — У меня времени нет. — Голос у нее был властным и резким, низким, как у мужчины.

Погрузив раненых, женщина приказала Сидрат сесть в кабину, а сама полезла в кузов.

Утром измученная Сидрат проснулась оттого, что не стало толчков, рева мотора. Она открыла глаза погляделась: машина стояла возле бревенчатой деревенской школы. Ее окна с резными наличниками сияли чистотой. «Госпиталь», — догадалась Сидрат.

Она легко спрыгнула на землю и, пробежав палисадник в тополином пуху, поднялась на крыльцо. Прямо перед ней была коричневая дверь с вывеской «3-б». Сидрат осторожно приоткрыла ее. В классе спиной к ней стоял мужчина в коротком халате. И вчерашняя женщина низким голосом говорила:

— По дороге я взяла раненых. Очень тяжелые.

Класс был пустым. Очевидно, парты вынесли, а койки еще не внесли. На стене, сорвавшись одним концом с гвоздя, косо висела таблица умножения.

— Сейчас я посмотрю их, — коротко сказал мужчина и поправил рукой таблицу.

И тут Сидрат увидела его лицо. И сразу похолодела. «Костя! Костенька», — зазвучал в ушах радостный голос Ольги Петровны.

В класс, отстранив Сидрат, на носилках внесли раненого и положили на пол под таблицей.

— Зоя Александровна, проследите, чтобы койки внесли. У меня операция, — сказал мужчина и пошел к дверям.

— А я вам и новую медсестру привезла.

— Это самое умное, что вы могли сделать. Ну-ка, покажите. А то даже не верится.

— Да вот же она. Дитя Кавказа.

— Где мои семнадцать лет, — засмеялся Константин Александрович, и тут глаза его сузились, всматриваясь в нее. С лица медленно схлынула кровь — и оно стало еще больше скуластым.

— В каком госпитале работала?

— В Севастополе, — прошептала Сидрат и сама не услышала своего голоса.

— Где Ольга Петровна? — закричал он.

Сидрат опустила голову.

— Я тебя спрашиваю, где Ольга Петровна? — он схватил ее за плечи и стал трясти.

— Не знаю, — заплакала Сидрат.

— Говори правду.

И тогда, глядя туда, за окно, где сияло солнце и ветер наметал сугробы тополиного пуха, она крикнула:

— Да! Да! Да! — И, толкнув спиной дверь, выбежала в коридор.

Война бросала Сидрат из села в село, из города в город. Слова: «Враг приближается. Эвакуировать госпиталь в тыл» или «Город освобожден. Вернуть госпиталь» — эти слова уже не могли застигнуть ее врасплох. Она привыкла к ним, как солдат к сигналу тревоги.

Когда выпадала свободная минутка, она писала письма домой. Сегодня только притихли раненые, девушка, отодвинув графин с водой, присела к тумбочке. Но позвала санитарка: «Соня. Там раненых привезли». Сидрат обернулась к ходячему больному:

— Толя, присмотри тут. Ладно? Если что, сразу за мной…

— Готов выполнить любое задание, — отрапортовал юноша, а когда сестра вышла, не удержался от вздоха, эх, кому достанется это счастье. Ведь женщины Востока умеют любить.