— Валейкум салам, отец! — голос Мажида дрожал.
— Что ты так неожиданно? — в глазах Омардады показались слезы, но, не желая, чтобы их заметили, он нагнулся и стал развязывать чарыки. — Алхамдулиллах, слава аллаху, что хоть один живой вернулся, — шептал он. Кивком головы он показал на ногу Мажида. — Ранен?
— Ранен, отец, — ответил Мажид, снимая фуражку. Голова его тоже была перевязана.
— Ой, и голова разбита? — вскрикнула Халун.
— Пустяки!
— Слава аллаху, Халун, что вернулся. Ведь сын твой был не на свадьбе, — старался улыбнуться дрожащими губами Омардада.
Мы возвращались домой поздно. Гремел гром, молнии пронизывали темноту.
— Дождик! — радовалась Асият, шлепая босыми ногами по лужам.
Когда мы легли, по крыше вдруг так загрохотало, будто там топтался табун лошадей.
— Неужели град? — мама выбежала на веранду. — Аллах, как не вовремя! Ведь зерно сейчас наливается. Каждая градина с куриное яйцо!
Мама не была суеверной при жизни отца. А теперь узнала множество примет.
Она варила первое снесенное курицей яйцо. Если острая сторона оставалась пустой, «не надо спешить с пахотой, — говорила мама. — Иначе урожай будет плохой».
Если резали барана, она, посмотрев на вываренную лопатку, предсказывала хозяину, что его ждет, родится ли в этом доме сын или разразится несчастье. Загадывала она, будет ли богатым урожай, ждет ли счастье ее подрастающих дочерей. В полях она искала целебные растения. Если кто-нибудь порежет палец, она прикладывала к ранке какую-то траву; если на лице появлялся лишай, она тоже знала лекарство среди растений…
И сейчас мама старалась предотвратить грозу. Она читала молитву, подбрасывала камешки, размахивала топором. Не знаю, до каких пор она занималась заклинаниями, мы уснули. Утром я ее уже не застала. Дрожа от холода, я вышла во двор — промозгло, сыро! С улицы доносились стоны, плач.
— Последняя надежда была на урожай!
— Что теперь будет с нами?
— Все несчастья в наш век! — слышала я голоса.
Еще вчера такие зеленые, поля белели от нерастаявшего града. Колосья безнадежно полегли. Сунув ноги в мамины шлепанцы, я побежала к нашей делянке. Все стебельки до единого были прибиты к земле. Мама стояла на коленях, стараясь поднять поверженные колосья. Ее слезы падали на землю. Сейчас она сама показалась мне похожей на побитую градом травинку.
— Что теперь будем делать, мама? — спросила я.
— Не знаю, доченька, не знаю! — ответила она в отчаянии.
Засучив брюки до колен, шагая прямо по нерастаявшему граду большими босыми ногами, поднялся к нам с нижней делянки Омардада. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь тучи, играли в капельках, застрявших в лохматой шерсти его папахи. С одной руки на другую он перебрасывал сломанные градом колосья.
— Что делать, Омардада? — мама широко раскинула руки.
— Вслед за горем всегда приходит радость. Будем ждать, Парихан. — Он приложил руку к своему здоровому уху, как бы прислушиваясь.
— Когда же, Омардада, придет эта радость? Аллаха мы, видно, прогневали!
— Парихан, терпение — ключ от рая. Ты только посмотри, как терпелива земля. Чувствуешь, как она плачет?
Удивленная словами Омардады, я старалась услышать плач земли. Но ничего не слышала.
— Земля молчит, Омардада.
— Если бы, доченька, она плакала громко, об этом знали бы все, все, — он погладил меня по голове и пошел дальше по полю.
Солнце пригревало. Пригнутые к земле колоски поднимались у меня на глазах, цветы раскрывались, но картина поникшей зелени по-прежнему вызывала печаль. Вдруг откуда-то донесся стон, и я решила, что плачет земля. Сама того не замечая, я начала громко всхлипывать.
— Патимат, как ты близко все принимаешь к сердцу, совсем как взрослая! — мама вытерла мне слезы. — Еще наплачешься, успеешь. Идем домой, дочка!
На большом камне у аула стоял Мажид и смотрел в поле. У него немного отросла борода. В выутюженной, парадной военной форме он показался мне прекрасным.
— Ты видишь, сынок, разбита земля, погиб урожай, — сказала ему мама.
— Я страшнее видел, Парихан! Мне приходилось топтать израненную, сожженную огнем землю…
— Чтобы аллах послал каменный дождь на Гитлера, который принес людям столько горя! Когда наступит конец этой войне?
— Скоро, Парихан, скоро!
— Ох, забыла я, Патимат, иди одна! Мне надо забежать за бельем, военные меня просили постирать, — сказала мама и пошла по дороге в крепость.
Мажид молчал, и я решила потихоньку уйти домой.
— Подожди! — он повернулся ко мне. Но я не успела и шагу шагнуть, как поскользнулась на размокшей глине и упала. Мажид помог мне подняться. Я смутилась.
— Патимат, я только сегодня заметил, как ты выросла. Когда я уезжал, ты была еще ребенком.
— Прости меня, я побегу! Как я платье испачкала!
Мне очень понравились его слова, что я стала взрослой.
Я прибежала домой, отчистила грязь и подошла к ведру, стоявшему на окне. Там уже завивались стебельки фасоли, а кое-где между листьями прятались цветы.
Вот их град никогда не побьет! Не только фасоль, но и пшеница может расти в комнате!