Родники рождаются в горах

— Никак времени не выберу, Омардада! Вчера еще хотела зайти к вам с Халун, да поздно вернулась с поля. Я все думаю о бедной Парихан и ее сиротах!

— Не знаю даже, дочка, чего и ждать! Пока все идет по-прежнему. А как у тебя дела? Халун сказала, что позавчера ты заходила.

— Я хотела посоветоваться с тобой, Омардада. Надо получше наладить помощь семьям фронтовиков. Я ведь на работе новый человек. Вы все должны мне помогать, иначе у меня ничего не выйдет.

— Правильно, доченька! Пока председатели советуются с народом, они на земле, стоит им от людей оторваться, это уже небесные светила. Самое хорошее дело — труд человека, всегда связанного с землей. Никто не назначает, никто и не снимает с этой священной должности. Пока земля жива и набухает в ней зерно, жив и пахарь! — Омардада улыбнулся.

— Правильно, Омардада! Передай Парихан привет. Скажи, что я обязательно приду к ней.

— Если тесен у тебя сапог, что тебе до того, что мир широк! — Омардада вздохнул и пошел по улице. Не любил он говорить с людьми о моей матери…

— Омардада! — крикнула ему вслед Сапинат. — Я хочу созвать сегодня правление. Хоть и неудобно мне в это трудное для вас время беспокоить, приходи!

— Созывай, доченька, созывай! Хоть рыба и спит на дне реки, но вода-то бодрствует!

Мне казалось в те дни, что на меня обрушился весь мир. Разговаривала я с трудом. Передо мною все время всплывало мамино измученное лицо. Стоило мне заснуть, я видела, что маму уносит река или она падает в пропасть с отвесной скалы. Нажабат так же, как и я, мало разговаривала, только плакала украдкой. Асият ходила с распухшим от слез лицом.

— Мама, моя хорошая мама! Когда же ты вернешься?

К нам заходил Мажид, молча обнимал Асият.

Мне и Нажабат он приносил книги, заставлял читать, спрашивал прочитанное. Иногда он рассказывал нам про войну, про своих друзей-героев.

Халун и Омардада звали нас к себе ночевать, но мы не соглашались.

Нажабат говорила:

— Когда мы дома, мне все кажется, что мама вот-вот постучит в дверь.

Наш дом был согрет теплом мамы — никуда не хотелось идти, я тоже каждую минуту ждала ее, но молчала.

Халун, Омардада и Мажид оставались у нас на ночь. Мне они порой даже мешали — одной можно было поплакать в подушку, когда никто не видит, не слышит.

Единственной моей радостью были грядки у дома, Я посадила еще ранней весной овощи и цветы. Утром я поливала свой огород, следила, насколько стали «мои посадки» за ночь больше или гуще. А к вечеру, когда с гор спускалась прохлада, я полола на грядках сорняки. За работой я отдыхала, ужасы последних дней иногда казались сном. Земля привязала меня к себе, я стала более скрытной с людьми. Во мне укрепилось желание стать агрономом, но с каждым днем эта мечта отступала все дальше, становилась недоступнее. Что будет со школой? За водой к роднику я тоже стала ходить одна. Мне теперь было не до детских страхов! Я любовалась всем, что попадалось мне по дороге. Меня радовали даже пустующие участки земли. «Вот стану агрономом, посажу здесь деревья или посею пшеницу. Омардада похвалит меня, скажет, что я пошла по его пути».

Халун принесла нам хинкал с мясом и чесноком, накормив, ушла домой. Ночевать у нас остался Мажид, Мы легли спать раньше обычного. Я, как всегда, думала о маме, долго не могла сомкнуть глаз. Время тянулось медленно. Наконец я заснула, но перед рассветом проснулась снова. Я быстро оделась, и вот уже ворота, тихо скрипнув, захлопнулись за мной.

Лик неба был еще бледным. «Как у заплаканной девушки, которую против воли выдавали замуж», — мелькнуло у меня в голове. На ноги с цветов и трав падали слезы, а вытирал их подол моего платья. Кое-где в небе догорали бледные, мелкие искры звезд — свидетели померкшего ночного величия.

Я сняла чувяки и босиком побежала по дорожке. Куда? Я сама не знала. Вон доберусь до той горки! Совсем рядом, могучим течением раздвигая древние скалы, ревела река. Она мчалась бешеным галопом, как необузданный, упрямый скакун.

Я залюбовалась потоком. Он ударился о панцирь громадного утеса, и на моих глазах происходило чудо — вместо мутной, строптивой реки вырастал молочно-белый столб, отвесно падающий в таинственные недра, куда я никак не могла заглянуть. Река, сама рожденная солнцем и ледяной горой, щедро раздающая по дороге воду деревьям, травам и цветам, здесь, на краю пропасти, вызывала к жизни водопад. В этом перевоплощении мне чудилась особая торжественная закономерность. Если бы не неумолчный грохот, можно было бы услышать, как ниже, там, в ущелье, настойчиво и безотказно постукивают мельницы. И замри, по приказу могучего волшебника, водопад хоть на час, прервут эти мельницы, неустанно, неутомимо служащие человеку, свою необходимую нам всем работу.

Как не любить природу, если столько в ней чудес! Как не стараться постичь ее законы!

— Ты всегда верна себе! — рядом со мной стоял Мажид.

— Ты что, приставлен ко мне? Зачем ты пришел сюда?

— Как зачем? Отец и мать посылают меня на ночь охранять вас. И что же — просыпаюсь, и вдруг — нет тебя. Я испугался. Тебе следует быть осторожной, пока не разобрались во всем этом деле.