Родники рождаются в горах

— И все-таки нечего за мной шпионить!

— Ты еще так молода, а гордости у тебя на троих.

— Мне легче здесь, Мажид. Ты должен понять. Посмотри, как красиво вокруг!

— Да, наши горы прекрасны. Посидим здесь на камнях, Патимат. Утром я любовался твоим огородом, цветником. Ты, кажется, окончательно решила стать агрономом. Теперь я считаю это и в самом деле твоим призванием. Немало я об этом раздумываю. И даже мечтаю, что ты поступишь в Московскую Тимирязевскую академию…

— Я-то уж как раз не могу мечтать об этом. Мама…

— Вытри слезы, Патимат! Мама скоро вернется, все выяснится, жизнь у вас снова наладится. Вечером я тебе принесу интересную книгу об одном сельском агрономе. Судьба его была сложной, да ведь легких судеб и не бывает… Немало этому человеку пришлось потрудиться, пока он добился своего. Взгляни вверх! Видишь, летит орел…

Я подняла глаза и стала следить за полетом царственной птицы.

— Орел гонится за добычей, — сказала я.

Орел, набирая высоту, летит за облака. Он крыльями рассекает туман, молнией врезается в тучи. Воздух свистит от взмахов его крыльев. Но на этот раз не голод гонит его вперед. Им движет любовь. Он преследует орлицу…

Долго любовалась я брачным полетом птиц. Природа раскрывалась перед моими глазами все более многогранной, все более прекрасной. Мне помогали постичь ее законы и старый Омардада, и Мажид, и мама…

«Буду настойчивой, бесстрашной, буду смело идти к своей мечте», — давала я себе обещание.

— Патимат, я тоже хочу рассказать тебе, к чему я стремлюсь. Как только кончится война, я уеду отсюда.

— Куда, Мажид?

— Поеду в город, буду строить дома. Нога у меня уже скоро совсем заживет.

— Но когда кончится эта война?

— Скоро, Патимат, теперь уже совсем скоро. А сейчас идем домой. Солнце всходит. Нас хватятся.

— Идем, Мажид!

Почему сегодня мне так легко? Как будто крылья выросли у меня за плечами.

XII

Коль светит солнце золотое
И все-таки тебе темно,
Светильник зажигать не стоит:
Он не поможет все равно.

(Народная песня)

Заставляет дров сухих горенье
Пламенеть и мокрые поленья.

(Пословица)

Омардада и Халун спозаранку собираются в район. Я слышу страшное и ставшее ненавистным слово «суд»…

Уже несколько дней, как Омардада разрешил нам с Нажабат ходить в школу. Там нас ни о чем не расспрашивали, одноклассники держались как обычно.

— Сегодня опять останься дома, Патимат! — мягко сказал Омардада.

— Я тоже пойду с тобой, — заявила я.

— Нет, ты там не нужна. Мы вернемся, все подробно расскажем.

— Я пойду! Я хочу увидеть маму. — Мой голос дрожал.

— Отец, возьми ее. Она уже взрослая. С Нажабат и Асият останусь я, — предложил Мажид.

— Ну что ж, может, ты и прав… Будь по-твоему, Патимат.

День был солнечный, но дул сильный ветер. По небу, как стадо без чабана, разбегались облака.

— Ветер, пожалуй, высушит землю, — заметил Омардада.

— Да, — рассеянно отозвалась Халун. — Что сегодня будет с бедной Парихан?

— Сломанная нога, срастаясь, становится обычно либо длиннее, либо короче. — Омардада, отделившись от нас, поспешил навстречу Хафизат, идущей с отцом.

Хафизат сияла от счастья:

— Отец приехал прямо с фронта! Я его встретила на дороге, даже мама еще не знает…

Отец Хафизат и Омардада пожали друг другу руки, заговорили о войне, о тех, кто не пришел, и о недавно вернувшихся. Я не вслушивалась в их разговор. Наш путь лежал мимо школы. Мне так не хотелось, чтобы именно сегодня меня увидел кто-нибудь из одноклассников. Но я невольно взглянула на окно своего класса. Ученики, приникнув к стеклу, смотрели на меня.

«Что им нужно? — подумала я горько. — Учатся без особых забот, вернутся домой, а там их ждут мамы».

Так было недавно и у меня. Мама меня ждала — и ничего здесь не было удивительного. Так и должно быть опять!

Зал суда, когда мы вошли, был еще пустой.

— Они не спешат. — Омардада снял шапку и сел на скамейку в первом ряду. Мы последовали его примеру.

— Дорогая Парихан, — тихонько запричитала Халун. — О чем ты думала, когда решилась на это? Тебя скорее всего ждет Сибирь.

— Хватит! — раздраженно сказал Омардада.

— Сердце мое никудышное стало! А раньше как я была спокойна, — Халун заплакала. — Помнишь, за этим столом сидел Ахмед. Наш мир, как весеннее небо, за день двенадцать раз меняется!

— Чтобы я не слышал больше этих жалоб! — одернул жену Омардада. — И реветь нечего! Я не для того вас сюда привел, чтобы вы проливали слезы.

Комната наполнялась людьми. То и дело хлопали двери, но я смотрела только на ту, откуда, по моему предположению, должна была появиться моя мама.

— Говорят, сегодня будут слушать интересное дело, — донеслись до моих ушей чьи-то слова.

Что ж, другим, наверное, интересно — не их родные на скамье подсудимых! Время шло. От горьких мыслей меня отвлек шорох в зале — все встали со своих мест. Встала и я.

— Суд идет!