Родословная советского коллектива

Идея любопытная, но поддержки не встретила: об эволюционной психологии в те годы не было и речи, а предоставление детским группировкам бездомных хулиганов возможности бесконтрольно развиваться звучало как чреватая противоправными эксцессами педагогическая крамола. Слава Богу, оставшаяся незамеченной: в 1947 г. Ефим Аронович избран действительным членом созданной в 1943 г. Академии педагогических наук РСФСР, что в то время свидетельствовало об официальном признании и в некоторой степени гарантировало безопасность творческих поисков. Не думаем, однако, что программа отстраненного наблюдения за тяжелой жизнью в большинстве голодных, больных и оборванных беспризорных детей, будь она разработана со всей академической строгостью во имя поиска «естественных» законов группообразования, привлекла бы значительное число сторонников среди отечественных педагогов. Она прозвучала бы явным диссонансом с гуманистическим идеалом воспитания, который проповедовал К. Д. Ушинский (1824—1870) в труде «Человек как предмет воспитания» (Т. 1—2. СПб., 1868—1869), ставшим настольной книгой нескольких поколений русских педагогов.

Спаянный, проникнутый единством жизненных целей и интересов коллектив, писал Аркин в другой работе, — венец эволюции детского сообщества, предполагающий длительность совместной жизни, ее организованность, не исключающую самодеятельности[5-129].

Согласны. Но возможно ли эту самодеятельность освободить от каких бы то ни было «культурных наслоений»[5-130], что де позволит понять «подлинную» природу детских общностей? Сомнительно теоретически, исключено практически. Можно прибегнуть к аргументам, содержащимся в классическом труде основателя этнологии детства американского культуролога, психолога и социолога Маргарет Мид (1901—1978)[5-131]. Перечисление установленных М. Мид фактов передачи культурного опыта от поколения к поколению увело бы нас, однако, далеко в сторону от разговора о групповых методах ресоциализации провинившихся перед законом несовершеннолетних. Вспомним в этой связи исторически первую в нашей стране педагогическую технологию перевоспитания, разработанную и внедренную младшим современником Ушинского Александром Яковлевичем Гердом (1841—1888). Ознакомившись с опытом работы исправительных заведений Германии, Бельгии, Нидерландов, Великобритании и Швейцарии, в 1871 г. Герд возглавил и до декабря 1874 г. руководил первой в России колонией для несовершеннолетних преступников близ Петербурга[5-132].

Имевшая поначалу земледельческо-ремесленный уклон, колония располагала 400 десятинами земли, 25 отдельными постройками, в том числе 2-этажными домиками на каждую группу мальчиков 10—16 лет численностью до 15 человек. Первый этаж занимала мастерская, второй — спальня со складными кроватями, днем превращавшаяся в учебный класс. Группы, именовавшиеся семьями, формировались вокруг 4—5 «старожилов» и с учетом «естественного тяготения детей друг к другу». Заметим вскользь, что аналогичный принцип комплектования, точнее — переукомплектования групп, был использован Якобом-Леви Морено (1889—1974) в заведении для девочек-правонарушительниц около Нью-Йорка лишь в 1930 г., т. е. через 60 лет после Герда и получил всемирную славу под именем «социометрия». Но вернемся в окрестности Петербурга. Воспитатель жил в комнатке за перегородкой на 2 этаже и неотлучно находился рядом с воспитанниками: во время учебы (5 утренних часов), разнообразного физического труда (4 часа после полудня), приема пищи, развлечений.

Высшим органом самоуправления было собрание группы, реже — всей колонии. Здесь распределялись бытовые и трудовые обязанности (заведующий кладовой, заведующий полевыми сельскохозяйственными работами, ответственный за охрану урожая, дежурный), планировался совместный отдых. Здесь же обсуждались проступки: «всякое наказание присуждается семьей (группой), равно как и прощение дается ее решением» (из отчета директора за 1875 г.). Физические наказания не использовались. Сторонник метода естественных последствий, Герд старался, чтобы соблюдение правил контролировалось самими воспитанниками. «Это достигалось, конечно, полною солидарностью воспитателей и единством правил, определяющих жизнь группы. Несмотря, однако, на такое единство, каждая группа имеет свой собственный характер: выделяет из своей среды своеобразные личности и имеет свою маленькую историю», — из того же отчета[5-133]. Воспитанник, потерявший доверие, всегда находился под надзором группы или кого-то из товарищей. Крайняя мера наказания — удаление в отдельный домик и лишение контакта с товарищами, но без ограничений в питании. По настоянию Герда в 1879 г. учреждено Общество пособия несовершеннолетним, освобожденным из мест заключения. По оценкам современников, ресоциализация по Герду в целом была успешной, хотя ее отдаленные последствия — не известны.