Роджер Крук

вселенной случается для человечества, что человечество стоит в центре всего, что

существует. Он обнаруживает эту предпосылку и в католической, и в протестантской

идеологии. Начиная с совершенно других вещей, Густавсон приходит к радикально

другому заключению об основании нравственных суждений. Он полагает, что Божье

намерение превосходит человечество и касается всего творения и что «мы так должны

жить, воздействовать на все вещи таким образом, чтобы все вещи находились в

правильном отношении с Богом». Вместо того чтобы быть на вершине всего

сотворенного порядка, человечество является лишь интегральной частью этого

39

порядка. Наши намерения и наше поведение должны оцениваться не просто на

основании того, что хорошо для человечества, но также на основании Божьей цели для

всего творения (том 1,с. 113).

Густавсон понимает, что все заявления о знании Божьих целей при~, мерны и

рискованны. Он полагает, однако, что переживание «другого»,! которое для него

является контекстом принятия нравственных решений», имеет определенные

характеристики, общие для всех исторических религиозных объединений и традиций.

Он описывает три таких элемента: I) ощущение высшей силы; 2) благочестие, или

«отношение почтения, преклонения и уважения, которое предполагает определенную

посвященность, ответственность и обязанность»; 3) уверенность в том, что вся

деятельность человека должна быть правильно упорядочена в соответствии с

намерениями Божьими (том 1, ее. 129-133).

После описания традиционных богословских концепций человеческой природы,

падения и искупления Густавсон дает свою формулировку теоцентричной этики. Он

пытается установить точку зрения, с которой «мы приходим к некоторой уверенности

(но не всегда определенности) в том, что Богтребуети делает возможным, и в

приемлемом отношении нас самих и всех вещей к Богу» (том I, с. 327). Такое умение

распознавать, говорит он, начинается с осведомленности о фактах, с суждения о том,

какие факты являются нравственно значимыми, с понимания того, какие есть

возможности. Хотя такое умение распознавать является плодом раз-1 мышления и

плодом рациональным, Зто также и «информированная интуиция». После такого

размышления приходит «конечный момент восприятия, которое видит части

соотносящимися к целому, выражает и чувствительность, и разум, это восприятие

возникло в условиях человеческой конечности» (том 1, с. 338).

В каком же смысле этот подход теоцентричен? Густавсон не верит в то, что воля

Божья открывается в нравственных подробностях Писания, потому что Писание

исторически обусловлено. Человек может увидеть в Библии фундаментальные

требования, предъявляемые к индивидуальной, межличностной и социальной жизни.

Будучи общими и формальными по характеру, эти требования составляют основу для

индивидуальных нравственных решений.

Если нравственное решение индивидуально, то не является ли эта этика

полностью релятивистской? Густавсон говорит, что дело не в этом. Определенные

поступки и отношения всегда неправильны. Определенные абсолютные запреты

устанавливают внешние пределы нравственного поведения, и человеку остается

решать конкретные задачи. Густавсон приводит такой пример: рабство и убийство

всегда неправильны, потому что нарушают принцип уважения к другому человеку.

Однако нам самим нужно разбираться с вопросом, как относиться к политическим и

экономическим системам, которые диктуют условия жизни для множества людей {том

1, с. 340). В этом контексте мы должны избегать нравственного зла, насколько это

только возможно. Полностью этого сделать нельзя, потому что многие благие решения,

которые мы принимаем, будут содержать зло. Война может быть справедливой, но

страдания и смерть, которые она приносит, остаются большим злом. Хотя аборт можно

оправдать, в его процессе уничтожается потенциальный человек. Экономические

ужесточения могут быть необходимыми для государства, но это не облегчает лишений

и страданий бедных людей. Устойчивость зла не уменьшает нашей ответственности

стремиться к добру (том 1, ее. 340-342).

Теоцентричная точка зрения, говорит Густавсон, требует перераспределения

ценностей и этических концепций. Основной нравственный вопрос звучит так:

«Какими мы должны быть и что мы должны делать в соответствии с тем, чего Бог

требует от нас, и какие возможности для этого Он нам дает?». Задаваться этим

вопросом — значит видеть, что наша конечная ответственность в том, чтобы

40

«соотносить себя самих и все вещи таким образом, какой приемлем в наших

отношениях с Богом» (с. 3). Следовательно, основные акценты теоцентричной этики

таковы: