Роковая тайна сестер Бронте

Листок занялся пламенем, но, к счастью, не успел вспыхнуть мгновенно, потому что предусмотрительная горничная за несколько секунд растоптала злополучные огненные язычки и извлекла из пепла маленький клочок испещренной мелким почерком бумаги. Присмотревшись внимательнее, Марта убедилась, что стала спасительницей бесценных строк стихотворения, навеянных минутным порывом пылкого воображения и несших на себе несомненный отпечаток тех мучительных душевных страданий, какие буквально пожирали изнутри их прелестную создательницу:

…Проснусь — и всюду тишина,
Прекрасных грез пропал и след.
Я нелюбима… я одна…
Слов выразить все это — нет.

Творец, к чему решил Ты дать

Мне сердце, что любви полно,
Коль радости ее познать
Лишь в сонных грезах мне дано.[22]

Марта спрятала этот драгоценный обгорелый клочок в своем бумажнике в надежде при более благоприятных условиях передать стихи в полноправное распоряжение их автора. Она не стала сообщать своим хозяевам об этом странном происшествии, справедливо посчитав его подробности слишком деликатными, а их словесное описание — слишком священным для любых ушей, кроме ушей его главной виновницы.

Разумеется, состояние здоровья Энн теперь не позволяло ей присутствовать на традиционных богослужениях в церкви святого Михаила. Сестры же ее, бывавшие там неизменно, заметили явную тревогу, охватившую молодого викария Уильяма Уэйтмена с первого же дня, как Энн не оказалось на ее обычном месте. Барышни сочли, что это хороший знак, но, учитывая душевное расстройство своей сестры, благоразумно решили не бередить ее рану и не затрагивать в разговорах с нею персоны мистера Уэйтмена, пока она как следует не оправится. Они действительно делали все возможное, чтобы оградить свою бесценную «малютку Энн» от любых психологических потрясений.

Однако наделе вышло не совсем так, как они полагали.

Как-то воскресным утром по завершении традиционной церковной службы Уильям Уэйтмен подкараулил Шарлотту и Эмили на выходе возле паперти. Коротко поприветствовав их, он тут же осведомился, где теперь их сестра и отчего она в последнее время не бывает в церкви.

— Энн занемогла, — ответила Шарлотта, кинув на него печальный взгляд, в котором читался скрытый упрек.

— Занемогла? — с видимой тревогою переспросил юный викарий. — Во имя Господа, ответьте, что с нею? Это опасно?

— Надеемся, что нет, — снова ответила Шарлотта. — Однако, мы полагаем, ее болезнь вызвана сильным нервным расстройством, и выздоровление уже довольно долго затягивается. По правде говоря, это пугает нас, мистер Уэйтмен.

— Могу ли я навестить ее сегодня вечером? — осведомился молодой человек и обвел умоляющим взглядом лица обеих сестер.

— Мы убеждены, — сказала Эмили с обворожительной улыбкой, — что ваш визит ускорит ее выздоровление.

— Как бы мне хотелось, чтобы так оно и было! — с чувством воскликнул молодой викарий.

— Так и будет, — мягко заключила Шарлотта. — Не сомневайтесь.

Последовали примиряющие рукопожатия, и барышни покорно удалились.

Прошло несколько часов.

На заповедные окрестности Гаворта мерно надвигались сумерки. Мрачные тени мало-помалу ложились на ветхую черепичную кровлю угрюмого пастората, и его серый фасад постепенно тонул во мгле.

Энн приподнялась на своем ложе, наклонилась вперед и задумалась, подперев голову руками и напряженно вглядываясь во мрак — не в тот, что окружал ее, а в тот, что наполнял ее душу.

И тут ей почудилось в недрах зловещей тишины какое-то странное движение. Девушка вздрогнула и оглянулась, ясно уловив в коридоре звук приближающихся шагов.

Марта, ненадолго вздремнувшая было в кресле возле своей молодой хозяйки, тотчас пробудилась и торопливо зажгла светильник.

В дверь постучали. Марта поспешила отворить и тут же остолбенела на месте: на пороге показался знакомый силуэт статной фигуры, озаренной матовым отсветом ночника. То был юный викарий.

Марта мгновенно приложила руку ко рту, чтобы сдержать невольный возглас; действуя по велению интуиции, сводившейся к единому побуждению — не волновать хозяйку, верная служанка выскользнула в коридор, поспешно притворив за собой дверь.

— Мистер Уэйтмен? — вырвалось наконец у Марты.

— Да, — тихо ответил молодой викарий. — Могу я видеть вашу хозяйку?

Марта все еще пребывавшая в замешательстве, ничего не ответила.

— Простите, — смиренно произнес юноша. — Я слышал, ей нездоровится.

— Да, сэр. Это правда, — быстро проговорила горничная и, помолчав несколько мгновений, осведомилась: — Но как вы здесь очутились? Кто вас впустил?

Уильям Уэйтмен вкратце поведал служанке о давешней встрече и лаконичной беседе со старшими пасторскими дочерьми и о том, что он здесь с их соизволения.

— Мисс Шарлотта соблаговолила встретить меня в гостиной и любезно провести сюда, — пояснил он. — Прошу, очень прошу вас, позвольте мне повидать мисс Энн.