Роковая тайна сестер Бронте

— Придется немного подождать, дорогая, — уныло проговорила Шарлотта. — Не забудь: завтра нас ждет как минимум два серьезных мероприятия: чай у мистера Уильямса и обед у мистера Смита.

* * *

Оба оговоренных мероприятия прошли успешно.

Предварительно пасторские дочери в сопровождении своих новых друзей посетили художественную выставку в Королевской Академии, а также — Национальную галерею, где увидели множество интересных картин, давно уже занимавших их страстное воображение.

Обед у мистера Смита по своей пышной роскоши и великолепию не уступал предыдущему. Как и вчера, столы ломились от яств. Хозяева были ласковы и предупредительны; гости, как обычно — «en grande tenue».

В отношении пасторских дочерей мистер Смит проявил прежнюю деликатность, не пригласив на свой прием людей из литературного мира.

Сытно отобедав у мистера Смита, сестры отправились на чай к мистеру Уильямсу.

Джордж Смит был прав, говоря о грандиозной пышности убранства апартаментов своих служащих: просторное жилище мистера Уильямса, к немалому удивлению пасторских дочерей, ничуть не уступало в роскоши и великолепии благословенной обители Смитов.

Гостиная была отделана в стиле барокко: белоснежные оштукатуренные стены мягко отражались во множестве блестевших в их отступах зеркал. Высокий потолок украшала золотая лепка, окружавшая дивным божественным сиянием изображения античных фигур, горделиво глядевших вниз со своего могучего пьедестала.

Роскошную залу гостиной, выдержанную в матово-изумрудных тонах, освещала восхитительная газовая люстра, выполненная по тому же сверхсовременному образцу, что и у мистера Смита.

Гостей приветливо встретила молодая красивая женщина — почтенная супруга хозяина дома, которая вместе со своей малюткой дочерью — прелестнейшим белокурым ангелочком, ютившимся в просторной колыбели, — представляла собой наиценнейшее из всех богатых сокровищ, таившихся в стенах благословенного жилища мистера Уильямса.

В целом чаепитие прошло отлично. Уставшие, но счастливые пасторские дочери вернулись в гостиницу кофейни Капитула готовиться к предстоящему отъезду из Лондона, который был назначен на следующее утро.

На прощание мистер Смит подарил Шарлотте и Энн несколько новых книг своего издательства.

…Итак, блестяще исполнив свою лондонскую миссию, сестры Бронте благополучно возвратились в Гаворт.

По случаю их приезда все прочие обитатели гавортского пастората собрались в гостиной возле камина. Даже вконец разбитый немощный Патрик Брэнуэлл с помощью Эмили впервые за долгое время поднялся с постели и, опираясь на верную сестринскую руку, кое-как спустился вниз, чтобы присоединиться к общему сборищу.

Возле высокого старого кресла, в котором торжественно восседал достопочтенный глава семейства, стоял незнакомый господин, облаченный в стихарь. Он был невысок, но сложен довольно плотно. Его смуглое широкоскулое лицо с несколько нависавшим массивным лбом и суровыми, словно бы вытесанными из грубого камня, чертами как-то резко и неприятно выделялось в кругу милых родных лиц.

— Это мой новый викарий, милые, — пояснил преподобный Патрик Бронте Шарлотте и Энн. — Мистер Артур Николлс. Прошу любить и жаловать. Мистер Николлс, — обратился пастор к викарию, — позвольте представить моих дочерей…

Шарлотта приветливо улыбнулась новому знакомому и протянула руку для пожатия.

Тот лишь смерил пасторских дочерей суровым взглядом и сухо произнес:

— Я рад. Могу ли я теперь удалиться, ваше преподобие?

— Вы можете поступать как вам угодно, друг мой, — смиренно отозвался достопочтенный Патрик Бронте.

— Позвоните в колокольчик, если понадоблюсь, — небрежно бросил новый викарий и поспешил покинуть гостиную.

Старый пастор раскатисто рассмеялся.

— Ах, каков, а? — задорно проговорил он, весело причмокнув языком. — Право слово, в жизни своей не встречал человека, походившего на меня больше, чем этот малый! А вы что скажете, дорогие? — обратился он к Шарлотте и Энн.

— Право, не знаю, отец, — с затаенной в сердце глубокой печалью, ответила Энн, — могу ли я позволить себе судить о человеке после мимолетного знакомства… — голос ее дрогнул, глаза наполнились слезами. Ей было нестерпимо больно и досадно, что кто-то другой занял в этом доме законное место по-прежнему горячо любимого ею Уильяма Уэйтмена.

— Просто скажи, каково твое впечатление, — настаивал достопочтенный Патрик Бронте.

— На мой взгляд, он слишком резок и груб, — тихо промолвила Энн, пряча слезы.

— Что ж, — живо отозвался ее отец, — это правда. Чистая правда, ей-богу! Я же говорил, что этот рыцарь печального образа похож на меня! Право слово — похож. Он — моя совершенная копия! А ты что думаешь, милая? — спросил он Шарлотту.

— Могу сказать лишь одно, — ответила она с достоинством. — Не следует осуждать человека, совершенно не ведая о его подлинной сущности. У меня почему-то возникло ощущение, что этот уважаемый господин наделен колоссальной внутренней волей, о неистовой мощи которой многие из нас не имеют и малейшего представления.