Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

Если для семей, чьи близкие вернулись домой, переходный период был трудным, еще более его тяжесть чувствовалась в семьях, куда солдат не вернулся, – если он был мертв, находился в плену или в госпитале. Семья Йозефов (мать Фанни, сестра Ева и брат Отто, все – члены еврейской реформистской общины Берлина) думала, что пережила войну невредимой. И вдруг 9 ноября – за два дня до перемирия – в Берлин пришло письмо, сообщавшее, что Отто пропал без вести в начале сентября. «Я не сообщал вам об этом, – писал командир Отто, – потому что надеялся, что он найдет дорогу назад к батарее». К несчастью, этого так и не произошло, и Отто пополнил многочисленные ряды погибших на войне немецких евреев – к концу войны их было около 12 000¹³. Еврейские сообщества делали все возможное, чтобы утешить осиротевшие семьи. В некоторых общинах специально создавались метрические книги (Memorbücher), традиционный способ записи погибших на войне. И по всей стране вырастали один за другим военные мемориалы в синагогах и на еврейских кладбищах¹⁴.

Ужасные масштабы смертей на войне напоминали об опустошительном наследии всеобщей войны. Как и Йозефам, миллионам семей по всей Германии пришлось заново строить жизнь в ситуации зияющей пустоты. В некоторых случаях, особенно с наиболее тяжело раненными, пустота была особенно осязаемой. В то время как большинство раненых ветеранов вернулись к семьям, хотя и не обязательно к прежней профессии, немногочисленные изувеченные ветераны так и не смогли попасть домой. Высказывались мнения, что еврейские общины должны последовать примеру христианских церквей и организовать специальные центры для раненных на войне. Артур Кан, еврейский врач из Берлина, мечтал о ряде реабилитационных центров в сельской местности, где раненных на войне евреев могли бы по возможности обучить сельскохозяйственным профессиям. К сожалению, его план так и остался на бумаге¹⁵.

Не только отдельным людям пришлось справляться с возвращением в гражданское общество в конце войны – предприятиям тоже ничего не оставалось, кроме как пытаться разгрести наследие конфликта. Военные заказы на колючую проволоку, снаряды и ружья иссякли, и заводам нужно было вернуться к мирному производству. Альберт Баллин, великий судовой магнат, несомненно, осознавал громадную задачу, стоявшую перед его компанией. За время войны HAPAG утратила положение крупнейшей в мире судовой компании и съежилась до жалкого остова самой себя; многие огромные лайнеры компании были затоплены, конфискованы или встали на прикол. Мысль о восстановлении HAPAG с нуля оказалась для Баллина невыносимой. Восьмого ноября директор провел вторую половину дня в деловых встречах, но вскоре после них почувствовал слабость, головокружение и общее недомогание. На следующий день, 9 ноября, сообщили о смерти Баллина. Внезапность этой кончины дала почву для спекуляций – сначала говорили о сердечном приступе, затем о язве желудка, наконец, о самоубийстве¹⁶. Какова бы ни была причина, очевидно одно: Баллин, как и другие крупные дельцы, не видел пути назад после поражения Германии¹⁷.

Прочие немецко-еврейские предприятия в послевоенный переходный период чувствовали себя несколько лучше. Главная фирма Бонна по производству флагов, «Bonner Fahnenfabrik», принадлежавшая немецко-еврейской семье Мейеров с самого своего основания в 1866 году, продолжала расширять производство. Политические перемены послевоенных лет, повлекшие внезапный спрос на новые национальные флаги, несомненно, принесли столь нужный финансовый подъем. Концерн Вальтера Ратенау AEG также перескочил от проблем всеобщей войны к весьма разнообразным запросам послевоенного мира. Своим успехом AEG была обязана стратегии долгосрочного планирования. Даже когда конфликт еще продолжался, руководство AEG начало приготовления к концу войны, например, инвестируя часть весомой прибыли компании в механизмы гражданского назначения¹⁸.

Но экономический успех «Bonner Fahnenfabrik» и куда более крупной AEG достался дорогой ценой. И общественность, и отчасти другие предприниматели с подозрением смотрели на любые предприятия, про которые считалось, что они получили прибыль от войны. Дело Мейеров по производству флагов полоскали в прессе, пошел слух, что компания вагонами поставляла «французские, итальянские, американские, бельгийские и даже русские флаги» населению Лилля. Братания с врагом уже было достаточно, но обвинение гласило, что французы использовали флаги, чтобы отпраздновать недавнее поражение Германии. Рудольф Мейер, глава «Bonner Fahnenfabrik», выступил в местной прессе, чтобы опровергнуть обвинение как «грязную ложь» и «паутину сплетен». Он крайне раздраженно объяснил, что, поскольку в отношении ранее враждебных стран действовал запрет на экспорт, «не было ни малейшей возможности отправлять полные вагоны (!!!) вражеских флагов в Лилль»¹⁹.