Борьба с этим кажущимся вторжением орды черных солдат шла в то же самое время, когда немцы столкнулись с новой волной иммиграции восточноевропейских евреев. После закрытия границ Германии для еврейских рабочих в апреле 1918 года власти проводили политику ограничений и репатриации. В результате к концу года количество восточноевропейских евреев, работавших в Германии, резко снизилось – например, во Франкфурте осталось всего 239 человек88
. Но убрать всех еврейских рабочих военного времени оказалось невозможно. Проще говоря, их было некуда отправить. Новые восточноевропейские государства-правопреемники не только отказывались принимать обратно многих евреев – они изо всех сил пытались экстрадировать то еврейское население, которое у них уже было. В результате волны насилия, подобного погромам, особенно в контексте польско-украинской войны, евреев грабили, избивали и убивали более чем в 100 селениях Польши и Западной Галиции89. Восточноевропейским евреям не оставалось ничего, кроме бегства, и они начали продвижение на запад; к 1921 году в Германию прибыло около 70 000 человек. Восточноевропейские евреи пришли как преследуемые беженцы туда, куда когда-то приехали как рабочие90.Число новоприбывших росло, и Йозеф Рот создал невероятно живой набросок восточноевропейских евреев. По своей журналистской традиции Рот бродил по берлинскому району Шойненфиртель, где жили многие беднейшие евреи, и записывал впечатления о тех, кого встречал. «Увядшая старуха», продающая шнурки, появилась в наброске Рота рядом с русским дельцом, опрокидывающим в себя шнапс «словно шар в кегельбане», и мужчиной, который «что-то бормотал самому себе», молясь в углу91
. Но не все разделяли смесь любопытства и симпатии, присущую Роту. Там, где он видел яркую религиозность, другие немецкие евреи видели лишь деградацию и распад. Столь контрастные точки зрения достигли критической стадии из-за планов по учреждению нового еврейского религиозного суда, или бейт-дина, – структуры, которую очень хотели видеть евреи, в большинстве своем ортодоксы. Либеральная часть берлинского сообщества начала яростно спорить с этим предложением. Бейт-дин представлялся им ненужным вмешательством в установившийся порядок. Создание «организации только для восточноевропейских евреев», сокрушался один еврей-либерал, отбросит «нас назад в развитии на 50–100 лет»92.Дебаты о бейт-дине в целом касались внутренних дел еврейских общин, но затрагивали также и вопрос внешнего восприятия. Как и во время войны, иммиграция большого количества восточноевропейских евреев заставила местное еврейское население задуматься о собственной репутации в обществе. Феликс Голдман, раввин общины Лейпцига и пламенный патриот, был не единственным, кто говорил о жесткой взаимосвязи между уровнем антисемитизма и объемом еврейской иммиграции. «Эта связь безошибочна», – объяснял он. Решение, как его видел Голдман, заключалось в том, чтобы беженцы селились в других странах, а не в такой «бедной стране», как Германия93
. Другие немецкие евреи согласились. Союз евреев немецкой национальности Макса Науманна вполне ожидаемо дал понять, что не имеет ничего общего с восточноевропейскими евреями. Они «иностранцы», подчеркивал Науманн, «иностранцы и ничего более»94.Голдман, Науманн и другие немецкие евреи не без оснований поглядывали с опаской на новую волну еврейской иммиграции. Продолжая с той же точки, на которой остановились в войну, правые группировки атаковали восточноевропейских евреев с еще большей злобой. Они обвиняли этих евреев в краже драгоценных ресурсов, которые и так поставлялись с ужасными перебоями. В центре нападок были проблемы с пищей и жильем – два вопроса, резонировавшие в душе многих немцев. Так, антисемитский Немецкий народный союз обороны и наступления (Deutschvölkischer Schutz- und Trutzbund) распространял миллионы листовок, где намекалось, что еврейские иммигранты устроились с комфортом, в то время как немцам осталось жить в «собачьих будках». Повсюду голос правых вливался во всеобщий хор жалоб. Мало того, заявляли они, что восточноевропейские евреи грозят заразить Германию болезнями, в частности холерой и туберкулезом, так они к тому же представляют сексуальную опасность для чистых и невинных немецких женщин95
.Враждебность к восточноевропейским евреям и чернокожим солдатам обладала разветвленными корнями, восходя к давней истории антисемитизма с одной стороны и к культуре европейского империализма с другой. Но в обоих случаях конфликт, где евреи и другие немцы вели войну культурного и морального превосходства, лишь укрепил ранее существовавшие взгляды. За время войны нации и народы, не являющиеся немецкими, превратились исключительно в опасных «чужаков». После такого очернения оказалось очень сложно восстановить более либеральное понимание человеческого разнообразия, тем более что и сама Германия скатывалась в послевоенный хаос.
Миф об «ударе в спину»