Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

Знаковый образ печально известного мифа об «ударе в спину» появился на первой странице «Süddeutsche Monatshefte» в апреле 1924 года. Гигантский кинжал торчит из шеи поверженного солдата, неся ясное послание, что немецкую армию предали в тот самый момент, когда до победы, казалось, было рукой подать. Издатель «Süddeutsche Monatshefte», Пауль Николаус Коссман, явно одобривший этот рисунок, долгое время обвинял социалистов в тылу в поражении Германии. Его собственное еврейское происхождение, возможно, объясняет, почему он воздержался от открытого предъявления обвинений еврейским общинам. Но злополучное решение художника Коссмана не рисовать руку, держащую кинжал, означало, что аудитория может представить виновника по своему выбору. И нередко эта мрачная фигура оказывалась еврейской⁹⁶.

Без особой фантазии мюнхенский юрист и ветеран войны еврейского происхождения Филипп Левенфельд намекнул, что «иудей» Коссман придумал миф об «ударе в спину»⁹⁷. Но Левенфельд был дважды неправ. Во-первых, Коссман принял христианство в возрасте около тридцати пяти лет. А во-вторых, он никогда не был изобретателем этого мифа о поражении, хотя и охотно распространял его. Идея, что боевая мощь армии была каким-то образом подорвана изнутри, впервые возникла в 1917 году после мирной резолюции Рейхстага, когда генерал-майор Ханс фон Сект удрученно заявил, что «тыл нанес нам удар в спину»⁹⁸. На этом фундаменте возвели свои построения Ратенау, Бернхард и Варбург, пытаясь весьма фантастичными способами сохранить боеспособность Германии в последние месяцы войны.

Основанием диагноза, который поставили Ратенау, Бернхард и Варбург, было их непоколебимое убеждение, что немецкая армия была в состоянии сражаться дальше. Одним словом, осенью 1918 года Германия была отнюдь не разбита. По иронии судьбы, когда в ноябре того же года перемирие положило конец сражениям, этот аргумент как будто подтвердился. Немецкие солдаты вернулись домой не грязной толпой, как можно было бы ожидать от разбитой армии, а строем, в форме и, по всем внешним признакам, невредимой боевой силой. Самми Гронеман с изумлением наблюдал в Брюсселе именно такую картину. Отступающий батальон немецкой пехоты промаршировал по улице мимо него под музыку «Дозора на Рейне». Это выглядело так, «как будто не было революции и с августа 1914 года ничего не изменилось», – заметил он⁹⁹.

Раз эти «непокоренные» герои, как опрометчиво назвал их Фридрих Эберт в декабре 1918 года, смогли вернуться домой невредимыми, оставался вопрос: почему они были разбиты в первую очередь¹⁰⁰? Макс Бауэр, бывший военный советник Людендорфа, точно знал, где искать ответ. Несмотря на странную и прискорбную ошибку, в основном вызванную действиями его бывшего господина, Бауэр заключил, что на самой армии нет вины. А потому логично, что слабое звено находится где-то еще. «Война была проиграна, – без тени сомнения заключил он, – единственно и исключительно по вине тыла»¹⁰¹. Когда в дискуссию включились другие весомые фигуры, в том числе несколько выдающихся немецких евреев, все они согласились, что революционные левые элементы вызвали крушение тыла. Людвигу Хаасу не следовало бы говорить, что Германию «ударили в спину» те, кто был «готов к любому роду мира»¹⁰². Зато выступление еврейского банкира-выкреста Георга Сольмсена было куда более характерным. В своей речи в Кельне Сольмсен продолжал развивать националистические темы, так хорошо служившие ему во время войны. Он радостно свалил всю вину за поражение Германии на SPD, которая, по всей видимости, «разрушила национальную честь Германии» и «нанесла доблестной немецкой армии удар в спину». Популистские темы Сольмсена, кажется, понравились толпе в «набитом битком» зале – судя по всему, люди ушли довольными¹⁰³.

Ни Бауэр, ни Сольмсен никак не упоминали евреев в своих полемичных интерпретациях поражения. Даже Гинденбург и Людендорф оставили их в стороне, выступая перед особым парламентским комитетом в ноябре 1919 года. Перед полным залом политиков, журналистов и дипломатов тандем изложил свое мнение о крушении Германии в прошлом году. Но никто из них не хотел копать слишком глубоко – их основной целью было реабилитировать самих себя. Гинденбург – воплощение «живого трупа», по словам Морица Бонна, – и Людендорф – «желчный управляющий» – дали длинные, заранее заготовленные ответы, содержавшие направленные выпады одновременно в адрес тыла и революционеров. Гинденбург заключил свои бессвязные речи единственной строкой, которую кто-либо смог действительно запомнить в этот день: «Как справедливо заметил один английский генерал, германской армии нанесли удар в спину»¹⁰⁴.