Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

Как неоднократно указывали историки, перепись евреев была ущербна по существу. Нежелание Военного министерства учитывать личные обстоятельства каждого конкретного солдата означало в лучшем случае фрагментарность собранной статистики⁸⁷. Но тратить слишком много времени, критикуя выбор методологии, значило бы намного больше доверять этому процессу, чем он того заслуживает. Куда большее значение, чем статистические ошибки, имеет тот факт, что перепись евреев вообще произошла. Часто цитируемые слова кайзера, возвестившие в августе 1914 года «гражданский мир», говорили о национальном единстве, о немцах, вместе сражающихся с общим врагом. Перепись евреев была полной противоположностью – она подразумевала нападение одной части населения на другую.

Вот почему вряд ли удивительно, что многие еврейские солдаты выражали полное недовольство переписью, часто – обсуждая свои претензии с армейскими раввинами на фронте. Рав Зигфрид Кляйн, который провел почти всю войну на Западном фронте, сообщал об огромном «возмущении и негодовании среди еврейских солдат», вызванном этим подсчетом⁸⁸. На востоке, судя по всему, царила похожая атмосфера. В сообщении домой один из коллег Кляйна по должности армейского раввина, Леопольд Розенак, рассказывал, что перепись произвела «исключительно тягостное воздействие на еврейских членов армии». Отдав «все за родину», сокрушался он, эти верные солдаты теперь оказались «преданы»⁸⁹. Такие жалобы не были прерогативой еврейских солдат. По словам Якоба Зондерлинга, раввина немецкой 8-й армии, некоторые военнослужащие-неевреи в его зоне ответственности также были рассержены действиями армии. По мере того, как распространялись новости о переписи, они реагировали с большим «негодованием»⁹⁰.

Когда прошло первое потрясение от переписи, больше всего немецких евреев раздражало практически полное отсутствие у Военного министерства угрызений совести за свои действия. По мнению военных, перепись была логичным ответом на жалобы извне и потому не требовала извинений. Ее целью было лишь «собрать статистический материал» для последующей проверки, она определенно не имела «антисемитских намерений», настаивали они⁹¹. Однако тот факт, что результаты переписи так и не были обнародованы, сильно подрывал доверие к этим заявлениям.

Несмотря на серьезность положения, в целом ответ основных еврейских организаций на армейскую перепись был весьма сдержанным. CV сделало очевидное замечание, что армия решила обратиться против тех самых людей, которые отдали свою «кровь и жизнь для защиты родины», а сионистская «Jüdische Rundschau» удрученно констатировала, что перепись была «вопиющим покушением на честь и гражданское равенство немецкого еврейства»⁹². Впоследствии обе организации от случая к случаю возвращались к вопросу переписи, но никогда не пытались инициировать изменения. Поскольку война продолжалась, в очередной раз оказалось проще жаловаться поменьше – из страха привлечь к немецко-еврейским общинам еще больше внимания.

Робость CV и сионистов позволила выдвинуться другим критикам. Как ни удивительно, учитывая общую слабость, которую Рейхстаг проявлял до сих пор, именно там развернулась наиболее полная гамма общественного недовольства. Третьего ноября парламентарии собрались, чтобы обсудить ряд военных проблем – от поставок продовольствия до отпусков солдат. Но самые страстные речи приберегались для переписи евреев, и Людвиг Хаас сорвал самые громкие аплодисменты. Явно искушенный в манипулировании аудиторией, он пустил в ход все театральные приемы. В военной форме, с Железным Крестом 1 степени на груди, Хаас, представлявший либеральную «Fortschrittliche Volkspartei», рассказал о пренебрежении отвагой и преданностью еврейских солдат. Он подчеркнул, что подсчет был не только оскорблением немецких евреев, – он нанес вред в то время, когда «мы все еще отчаянно нуждаемся… во внутреннем единстве». Хаас закончил патриотическим крещендо: «теперь превыше всего [нам нужны] единство и гармония в интересах родины»⁹³.

Когда угас накал парламентских дебатов, стало очевидно, что на самом деле мало что изменилось. Немецкие евреи были все так же удручены, а военные упрямо гнули линию, что они провели перепись с наилучшими намерениями. В этот момент Оскар Кассель и Макс Варбург взяли дело в свои руки. Кассель, политик-либерал и юрист из Берлина, долгое время участвовал в защите евреев; Варбург, напротив, был лучше знаком с банковскими и деловыми кругами Гамбурга, чем с делами еврейского сообщества. Всю зиму эти двое вели согласованную кампанию в надежде вытянуть из Военного министерства полноценное извинение. Варбург и Кассель по отдельности отправляли письмо за письмом высокопоставленным чиновникам Военного министерства и Рейхсканцелярии; Варбург даже сумел организовать личную встречу с Максом Гофманом, стремясь добиться, чтобы военные объяснили свои действия.